— Подождите, — пробормотал я. — Мне надо подумать…
— Конечно, думайте, — разрешил он, — но лучше б вы ловили рыб, чтобы потом их съел кот Костя. А почему его так долго нет?
— Что? — рассеянно спросил я. — Ах, Костя… Я думаю, он уже пришел, но стесняется вас и потому сидит где-нибудь в кустах. Костя! Костя, не бойся, иди сюда!
В траве зашуршало, потом из-под ближайшего куста раздалось вопросительное «Мыр-р-р?»
— Иди сюда, рыжук, иди, животное, хищник ты этакий…
Кот вылез из травы, брезгливо отряхнул лапу и устремился к ведру. Был он, на мой взгляд, очень красив: тонкий, рыжий, с длинной шеей и маленькой головкой. Громадные треугольные уши просвечивали ничуть не хуже, чем у моего неземного приятеля… Костя остановился у ведерка, потянул носом и требовательно заявил: «Ма-а-аву!»
Я кинул ему уклейку. Кот покосился на постороннего Кмыха, потом решительно уселся перед рыбешкой, умостил ее поудобнее и с хрустом вгрызся в добычу. Бока его возбужденно раздувались, он урчал, как компрессор.
Инопланетянин Кмых присел перед котом, рот у него приоткрылся, горизонтальные щелочки зрачков расширились. Он глубоко вздыхал и шевелил ушами.
— Ах, как мне нравится, когда кто-нибудь что-нибудь ест! Или кого-нибудь! Это такое редкое зрелище! Это такое неописуемое удовольствие!
— Кажется, вам не хватает доброго старого обычая — поесть с аппетитом, — осторожно заметил я. — Конечно, энергия — штука калорийная, но брюхо ею не набьешь. Так всегда в жизни: что-то приобретаешь, но одновременно что-то теряешь.
— Как вы сказали? — Кмых с интересом поднял голову. — Какая свежая мысль! Как прекрасно сформулировано! Знаете, так редко приходится слышать свежие мысли…
— Не удивительно, — пожал я плечами. — Ведь все мысли вложены в вас заранее, пока вы зреете в выращаторе. Откуда же свежим взяться? Тем более что вы и не общаетесь ни с кем из своих…
— А что толку общаться со своими? У всех такие же мысли, — все ведь тоже из выращатора, так зачем общаться?
— Действительно… Слушайте, а зачем вы вообще живете?
— Чтобы получать удовольствие, — серьезно объяснил Кмых.
— Ну, ладно, — сказал я вслух. — Вот вы живете, получаете удовольствия, а что потом? Ведь не вечно вы живете? Или…
— Не вечно, — охотно отозвался Кмых. — Мы умираем. Живем, потребляем энергию, расходуем ее, но к старости расход уменьшается, энергия накапливается в организме, от этого острота удовольствий возрастает, и когда она достигает наивысшего уровня, мы взрываемся, полностью переходим в энергию, в лучи…
Кот доел уклейку, потянулся и начал тереться боком о мою ногу, ходить вокруг нее, обметать меня хвостом — намекал, мол, дай еще рыбку. Я почесал его за ухом, он блаженно заурчал и зажмурился, но тут же заныл квелым голосом попрошайки. Пришлось дать ему и плотву. Кот просто ошалел от счастья, схватил рыбу и утащил под куст. Кмых на четвереньках последовал за ним, чтобы не упустить ни крохи великолепного зрелища. Кот жрал плотву и урчал от удовольствия. Кмых пожирал его глазами, не урчал, правда, но его уши от удовольствия светились… Все хорошее быстролетно — плотва кончилась, кот сунулся ко мне за добавкой, я показал ему пустое ведро, он взглянул с презрением, разочарованно муркнул и исчез в кустах.
Кмых встал на ноги, вздохнул и сказал, что ему тоже пора: рыбу я, видно, ловить уже не буду, а если и буду, то есть не стану, а кот, который мог бы есть, уже ушел, так что делать ему, Кмыху, здесь нечего. Но мне не хотелось отпускать его.
— Послушайте, я у вас так много спрашивал, вы мне все подробно объяснили, я полностью представил себе вашу жизнь, даже уяснил смысл вашего существования. А теперь хочу ответить вам тем же. Вы позволите?
— Да-да, — моментально согласился он, — конечно! В беседе с вами я обнаружил, что слушать — это тоже любопытно, тоже удовольствие, особенно когда вы произносите свежие мысли.
— Ну, спасибо, — сказал я и присел рядом. — Я учитель. Мы растем медленно, выращаторов у нас нет, поэтому приходится учиться у других людей. Вот мои школьники учатся у меня и у других учителей. Я учу их математике — это искусство описывать мир с помощью чисел. Другие учат языку, то есть умению общаться с себе подобными, а также астрономии, физике, биологии — это науки о мире, в котором мы живем. Очень важная наука история: рассказ о том, как мы жили раньше, какие совершали ошибки, какие одерживали победы над своим несовершенством. Но главное — мы учим их быть людьми и стараемся, чтобы они стали лучше, чем мы сами. И когда удается их чему-то научить, мы получаем очень большое удовольствие…
Кмых слушал очень внимательно. Когда я замолчал, он спросил:
— А они получают от всего этого удовольствие?
Кривить душой не хотелось, и я ответил честно:
— Кто как. — Но потом подумал немного и вполне искренне добавил: — Но в конечном счете — да.
Кмых думал. Видно, это было непривычное напряжение, он морщился, гримасничал, наконец что-то сформулировал для себя и спросил — с большим недоверием:
— Значит, вы им причиняете удовольствие и от этого получаете удовольствие сами?
— Да! — с глубокой убежденностью отозвался я.
— И это — большое удовольствие?
— Очень!
— И все большие люди учат маленьких людей и получают от этого удовольствие?
— Учат не все. У большинства другие занятия, но и они получают удовольствие, особенно когда сделают для других что-то такое, чего раньше не было или чего раньше никто не мог сделать, отчего всем окружающим станет лучше.
— Значит, — сделал заключение Кмых, — и у вас смысл жизни — получать удовольствие?
Я задумался и честно ответил:
— Не знаю. Мы еще, наверное, не поняли, в чем смысл нашего существования. Но когда-нибудь поймем, потому что учимся и понемногу становимся умнее. Пока что мы научились понимать смысл жизни конкретного человека. Вот смысл моей жизни — делать других лучше, чем они были раньше.
— Делаете ли вы кого-нибудь лучшим сейчас?
— Сейчас? — я усмехнулся. — Похоже, я пытаюсь сделать лучшим вас, уважаемый Кмых.
— Но разве мне надо стать лучше? Разве я нехорош?
— Ну, я слишком мало знаю вас, чтобы ответить на этот вопрос. Но скажите; вот вы узнали, что можно получать удовольствие, доставляя его другим. Разве не расширился круг ваших представлений об удовольствиях? Разве вы не стали богаче от этого?
Кмых добросовестно подумал и ответил:
— Я еще не знаю, как получить удовольствие, доставляя его другим. Но если научусь, то смогу значительно разнообразить удовольствия. Тогда я стану лучше?
— Не всегда человек становится лучше, научившись расширять круг своих удовольствий. Но если он делает это, радуя других, то, пожалуй, все-таки станет лучше.
— Я попробую. Это доставит вам удовольствие?
— Да! — с чувством отозвался я.
— Тогда я обязательно попробую. А пока вернусь к своему вопросу. Кого же вы делаете лучшим сейчас? Я не в счет, я здесь проездом…
— Понятно, — кивнул я. — Вообще-то сейчас дети не учатся, я могу отдыхать. Но есть на свете такой человек Толя Журавлик — неплохой человек, но ему очень надо стать лучше. Понимаете, он не умеет решать задачи о бассейнах с двумя трубами. Наверное, вы этого тоже не умеете, и потому вам непонятно, о чем речь, но для вас это не обязательно, да и не в трубах дело. А дело в том, что Толя Журавлик очень застенчивый и нерешительный, он не верит в свои силы и боится что-то сделать неправильно, а потому не делает никак. Мне очень важно, чтобы он догадался сам, как решать задачи про бассейн, тогда появится уверенность в себе, он не будет бояться пробовать — и сможет научиться многому, и многое сделает в жизни. Поэтому сегодня Толя Журавлик — цель и смысл моей жизни. И если я его научу, то это будет очень большое удовольствие…
— Вам хорошо, — совсем уж завистливо вздохнул Кмых. — У вас есть Журавлик. А мне такого где взять?
— А вы поищите. Отправляйтесь сейчас на родную планету, сядьте возле выращатора, подождите, пока оттуда выйдет маленький человек, и попробуйте рассказать ему про этот мир, про то, сколько в нем удовольствий, какие они все разные, и что самое большое удовольствие — то, которое доставляешь другому. Если постараетесь, то обязательно найдете своего Журавлика — там, у себя в небе…