– Хорошо, - Андрей улыбнулся, и Семен неуверенно улыбнулся в ответ.
Андрей бросил погасший фон на столик. Все тревожные намеки собрались воедино, и догадка режуще, жгуче хлестнула Андрея.
Солнце!!!
Да нет, не может быть, что за бред! Разве может Шар… Я же видел сам, как он расплавился!
Что я знаю? А если при разрушении оболочки раскрылся подпространственный канал? И теперь отсасывает плазму неведомо куда?! Полный бред… Почему я не подумал об этом тогда? Ведь даже в голову не пришло! Не может быть, слышите? Быть не может!!!
Он позвонил на ближайшую гелиообсерваторию. Директор был в командировке на неопределенный срок. Где? На Меркурии. Позвонил на Гиндукушскую обсерваторию. Трое ведущих ученых, занятых исследованиями Солнца, в командировке на неопределенный срок. Где? На Меркурии.
Он позвонил в космопорт. И через пять минут убедился, что ему ни под каким видом не взять билет до Меркурия. Почти бегом вырвался на набережную.
«Не так! Все не так! "Не так" Шара!.. "Не так" становится злом лишь тогда, когда столкнувшийся с ним не понимает его и либо погибает, либо набрасывается на свое "не так", словно мельница на Дон Кихота. Встреча с "не так" - это и кризис, и проба сил, и выходов только два - гибель или подъем на новую ступень. Но я должен знать!!!»
И Андрей заказал одноместную скоростную яхту.
«Будь все проклято, но ясности я добьюсь. Поднимусь над эклиптикой, а потом сверху разгонюсь. Или зря я столько лет в тех местах корабли гонял? Или зря мне терять нечего?» Он заказал гравилет до космопорта, выключил фон и, бросив его в траву, каблуком втоптал поглубже, а потом пошел купаться.
Он невесомо, беззвучно скользил в прохладной жемчужной дымке - не понять было, где кончается море и начинается небо, все светилось равномерным серебряным сиянием. Он хохотал, пеня воду растопыренными ладонями. Он вспоминал Лолу, и от принятого решения воспоминания вновь стали свежи и болезненны, будто ничего не кончилось, а только прервалось. Что-то плеснуло поодаль…
Его ждали на пляже.
– Привет, - сказал Андрей. - Ты что тут делаешь, Вадик?
– Смотрю, когда ты вылезешь, - сказал сидящий возле его одежды мальчик. - Я видел, как ты залезал. Мама разрешила тебе со мной играть.
– Вадик, прости, - Андрей поспешно натягивал брюки, прикидывая, как давно гравилет стоит на стоянке. - Мне сегодня больше некогда играть. Очень важное дело, я сейчас же улетаю.
– Давай играть! - потребовал мальчик.
– Вадим, дорогой, правда не могу, - виновато сказал Андрей, застегивая рубашку. - Через три часа меня яхта будет ждать на космодроме, какая уж тут игра. Сам посуди.
– Ты плохой! - крикнул мальчик и довольно ощутимо ударил Андрея кулаком по ноге. - Стой здесь, я маму приведу. Она тебе скажет!
Андрей молча покачал головой и двинулся к набережной. Вадим ожесточенно замолотил его по ногам обоими кулачками.
– Дядька-долдон! - закричал он. На них смотрели, делали Андрею неодобрительные мины. - Долдон-блинон! Ты врешь! У тебя нет дел! Папа сказал, тебя в космос не пускают! Играй со мной! Играй со мной!
Вначале Андрей не был наказан, но никто не захотел летать под его командованием, экипажи один за другим выносили ему вотумы недоверия. Это его не удивляло, он знал, на что шел, когда запирал в каютах людей.
Месяц спустя состоялось специальное заседание Совета Космологии и Космогации, призванное урегулировать ненормальное положение, в котором из-за своего беспрецедентного и малопонятного поступка оказался великолепный специалист. Дать Совету официальное объяснение своих действий Андрей отказался, когда ему предоставили слово, он сказал лишь: «Я считаю, что поступил честно, следовательно, должным образом. Одна проблема, давно требовавшая решения, наконец решена; то, что на ее месте возникла другая, вполне естественно. Я выполнил свой долг так, как его понимал, и теперь с благодарностью приму любое решение высокого Совета». Его потом долго обвиняли в высокомерии - и в глаза, и за глаза.
Мнения членов Совета разделились; дискуссия быстро зашла - или участвовавшим в ней показалось, что зашла - в тупик. Тогда Совет призвал пилотов ко всеобщему референдуму, в результате которого Андрей довольно значительным большинством голосов был отстранен не только от командования, но и от пилотирования в составе экипажей навечно.
Он шагнул вперед.
Люк еще не успел полностью раскрыться, еще не успокоился воздух в переходной камере, встревоженный выравниванием давлений, а он шагнул вперед, потому что там, по ту сторону распахивающегося панциря, уже видел глаза Соцеро.
За спиной Соцеро были какие-то люди. Андрей видел их смутно, у него все плыло перед глазами.
Так они стояли.
– У тебя рубашка в крови, - произнес наконец Соцеро.
– Пришлось резко тормозить, - сипло ответил Андрей. - Да еще расхождение с этим дурным космоскафом…
В глазах Соцеро стояли слезы. И гордость, и жалость, и только что пережитый страх.
– У тебя отнимут права, - сказал он, подразумевая яхт-права.
– Не привыкать, - ответил Андрей, и Соцеро понял, что Андрей имеет в виду гораздо большее.
– Ты мог крышку ангара пробить.
– Черт с ней.
– Андрей, тебя же немедленно отправят обратно!
– Я обогнал ближайший патруль на полтора часа, - ответил Андрей. - К тому же я, может, еще и нетранспортабелен, - добавил он с вызовом.
У Соцеро задрожали губы. И только тогда он обнял Андрея, а Андрей обнял Соцеро. И повис на нем. Так и не успев расплакаться, Соцеро подхватил Андрея на руки и поволок прочь из залитого ослепительным светом ребристого ангара.
– Это мой друг, - сообщил он стоявшим поодаль людям. Те молча смотрели им вслед; один вдруг бросился вперед и раскрыл перед Соцеро тяжелую дверь.
– Как я летел, - шмыгая носом, сладостно прошептал Андрей, прикрыв глаза. - Это же сказка… поэма… Если бы ты видел, как я летел.
– Я видел кое-что, - ответил Соцеро. - Псих. Бандит. Это мой друг, - сказал он двум шедшим навстречу людям, которые, пропуская их, прижались к стене коридора.
– Ой! Да я ногами! - вдруг опомнился Андрей.
– Ради бога, не гони волну, - ответил Соцеро. - Помолчи, подыши глубоко и умиротворенно. Умеешь?
– Умел когда-то, - улыбаясь, ответил Андрей.
– Здесь я живу, - Соцеро внес Андрея в каюту и бережно уложил на койку. Потом уставился Андрею в глаза, губы у него опять задрожали.
– Андрей… я, правда, не мог ничего сообщить. Если бы просто нарушение режима секретности… Но это же ты… ты… - он недоговорил, помотал головой. - Если не успеем, - его лицо помрачнело, - ты и так обо всем бы скоро узнал. А если успеем - я бы к первому к тебе. Знаешь, даже снилось сколько раз - все уже хорошо, хочу рассказать, порадоваться, но ни слова выдавить не могу, - он надорванно засмеялся, продолжая ищуще заглядывать Андрею в глаза.
– Да ладно тебе, - сказал Андрей. - Давай подышим умиротворенно.
– Тебе не мерзнется? Не укрыть одеялом?
– Да нет, что ты, - Андрею было так уютно и легко, как, наверное, с детства не бывало. - Посиди.
– Слушай, как ты догадался? Откуда?
Андрей заулыбался опять.
– Магическим путем, - сказал он. - Там, на перекрестках астральных путей, соединяющих поля восходящих и нисходящих инкарнаций…
Соцеро облегченно захохотал.
– Может, кофе хочешь? Или чаю? Хочешь чаю с медом, а?
– Погоди. Все в порядке, - сказал Андрей, - сейчас я прочухаюсь. Ты давай-ка излагай, что у вас стряслось.
ЗАРУБЕЖНАЯ ФАНТАСТИКА
Айзек Азимов. Уродливый мальчуган
Перевела с английского Светлана Васильева
Как всегда, прежде чем открыть тщательно запертую дверь, Эдит Феллоуз сперва оправила свою униформу и только потом переступила ту невидимую черту, что отделяла реальный мир от несуществующего. При ней были ее записная книжка и авторучка, хотя с некоторых пор она больше не вела дневник и делала записи лишь от случая к случаю, когда без этого нельзя было обойтись.