— Это напоминает землетрясение, земля уходит из-под ног, — сказал Игорь Исаич. — Самое страшное, что непонятно, как это произойдет. Знаешь, что оно произойдет, но как, не знаешь. Это ужасно. Ужасно.
— Погоди, — сказала Вера. — На, проглоти.
Она протянула ему руку. На ладони лежало несколько желтых таблеток.
— Что это? — слабым голосом спросил Игорь Исаич.
— Успокоительное. Прими.
— А почему так много?
— Меньше не подействует. У тебя шоковое состояние. Глотай.
Игорь Исаич покорно проглотил.
Вера чувствовала, как его бьет нервная дрожь. Эта нервная пульсация передавалась ее телу, усиливая боль под лопаткой.
Вот и Боголюбово. Скоро Владимир. Совсем скоро Владимир.
Она взяла его за руку и заплакала.
Наконец, они приехали. В гостиницу, в номер, она его вела, почти несла на себе.
Игорь Исаич сразу же опустился на кровать. Он смотрел на нее непроницаемым взглядом. Он смотрел на нее как сквозь сон.
— А теперь уходи, — сказал он.
— Я не оставлю тебя такого. Я сейчас вызову врача.
— Нет. Ты этого не сделаешь. Ты же знаешь, что врач мне не поможет. Здесь не должно быть людей. Было ж сказано: «При участии близких друзей». Я не хочу. Уходи.
Непоколебимость в его голосе заставила Веру дрогнуть.
— Хорошо, я уйду. Что ты будешь делать?
— Я закрою двери на два оборота ключа. Чтоб никто не вошел. Ни друзья, ни подруги.
— Так.
— Я отключу телефон, настольную лампу и все, что соединяет меня с внешним миром. Заверну краны. Опущу шторы. Лягу и буду ждать. Шестнадцать пятнадцать.
— Хорошо, — сказала Вера, — оставайся. Я уйду. Только не отключай телефон. Я после позвоню. После шестнадцати пятнадцати, ладно?
— Ладно.
Он уже возненавидел ее за то, что она толчется здесь, болтает и не уходит. Выходя, Вера еще раз окинула комнату беглым взглядом. На письменном столе завернутая в полотенце стояла бутылка. Край полотенца отвернулся, обнажив коньячную этикетку.
«Неужели Аркадий успел здесь побывать?» — подумала она, прислушиваясь к резкому щелчку ключа…
Когда такси подъехало к гостинице, Аркадий был в ресторане. Он видел, как смертельно бледный Игорь, опираясь на плечо Веры, прошел к себе.
Аркадий бросился наверх. На его стук последовало слабенькое «да, войдите».
Вера лежала на кровати, голова ее была прикрыта полотенцем.
— Вера, что случилось? Вы заболели?
— Я скверно себя чувствую. Ну да, не впервой. Отлежусь.
— А что с нашим подопечным? Я ждал вас к вечеру, а вы прикатили средь бела дня. У Игоря отвратительный вид. Что-нибудь произошло?
— Да. Если разрешите, я немного помолчу, а потом все расскажу. Я очень устала.
Аркадий отошел к окну и посмотрел вниз. Перед гостиницей находилась широкая улица. По ту сторону ее сверкало нечто современное и стеклянное. А за «стекляшкой» плыли в мареве знаменитые владимирские дали. Свобода и простор. Свобода без края. Хм.
— Я уже, кажется, ничего, — сказала Вера, садясь на постели, — Слушайте.
Она рассказала, что произошло в Кидекше.
— Это действительно была противненькая, маленькая, не столь черная, сколько серая старушонка, злая, как паук, остервенелая и глупая. Ее ярость потрясла Игоря. Она напугала его.
— Что же он теперь делает?
— Что делает? Умирает. Ждет своего часа. Но я надеюсь, что он сейчас спит. Когда он пускал от страха пузыри в такси, я всадила ему лошадиную дозу барбитуратов. Они его успокоят.
— Это не опасно?
— Да нет же. Я знаю норму.
Они помолчали.
— Может, вызвать «скорую помощь»? — робко спросил Аркадий. — Психиатра?
— Э, нет, — возразила Вера. — Так не пойдет. Только не психиатра.
— Нужно же что-то делать, — сказал Аркадий, — действовать. Куда-то пойти. Сказать, кому надо. И вообще. Он там лежит. Один. Ему плохо. А мы здесь сидим, говорим. А вдруг он умрет!?
— Я тоже вначале так думала — пойти, сказать, позвать. Ничего не нужно. Он должен помочь себе сам. Ему никто не поможет. Никто, понимаете?
Аркадий поморщился.
— Я понимаю, что вы правы, но, согласитесь, нелегко бездействовать именно сейчас.
— Да, нелегко. Очень нелегко. Но приходится.
Они сердито замолчали.
Глядя на Веру, Аркадий подумал, что, в сущности, ничего не успел о ней узнать. Для женщины она на редкость скрытна. Кто она, что она? Быть может, она заинтересована в том, чтоб возле Игоря сейчас никого не было. И почему они вернулись из Суздаля так рано?
Вера ощутила новый приступ боли. Аркадий раздражал ее. С самого начала они там, в институте, вели себя как последние дураки. Раз знали, что Игорь псих, зачем было предсказывать всякую чушь? А теперь нечего суетиться. Нужно ждать.
Раздался телефонный звонок. Вера сняла трубку. Говорил Игорь.
— Все в порядке, Верочка, — сказал он, громко зевая, — уже прошло пять минут после рокового времени. И ничего не случилось. Я буквально засыпаю от той дряни, что ты мне дала. Чем ты меня опоила?
— Вот и спи, — быстро проговорила Вера.
— Нет. Как раз сейчас я не должен спать. Сейчас я хочу тебя видеть и слышать. Хочу извиниться перед тобой за свое мерзкое поведение. Хочу просить прощения и стать на колени. И вообще, мне сейчас нужно быть молодым, бодрым и красивым. Приходи. Тут у меня сюрприз от друзей.
Вера положила трубку.
— Это Игорь, — сказала она. — Он приглашает к себе. Все в порядке. Рубикон перейден.
— Вроде, рановато, — заметил Аркадий, — сейчас только четыре часа. Ему осталось ждать еще пятнадцать минут.
— А у него мои часы, и я их подвела минут на двадцать вперед.
Аркадий посмотрел на Веру.
— А вот это умно. Как вы догадались?
— Догадалась. Оказия случилась. Он так терзал свои часы, что они сломались. Пойду причешусь. У меня, должно быть, жуткий вид.
Она удалилась в ванную. Аркадий ждал ее, от нетерпения подпрыгивая на месте. Не прошло и десяти минут, как Вера была готова.
Будто приглашая войти, дверь в номер Игоря была широко раскрыта. Комната пустовала.
— Игорь! — позвала Вера. Аркадий заглянул в туалетную комнату.
— Его нет, — сказал Аркадий. — Он только что вышел.
Он показал на недопитый стакан коньяку. Рядом с бутылкой лежала записка.
«Дорогой Игорь! «Умница» поздравляет тебя с избавлением от бесовского наваждения и дарит первые три звездочки, с тем, чтобы остальные ты хватал уже прямо с неба», — прочла Вера. — Это ваша?
— Да, — сказал Аркадий, — я ждал вас поздно вечером.
— Барбитураты и коньяк, — Вера покачала головой, — это очень плохо. Но где же он сам?
Аркадий покружил по комнате, подошел к окну. Вера услышала негромкий вскрик:
— Вон он! Там, на улице.
Увидев фигуру Игоря, распростертого на асфальте, Вера отпрянула от стекла.
— Сколько? — спросила она.
— Шестнадцать восемнадцать.
— Значит, он уже три минуты лежит там, — сказала Вера.
— Надо к нему! — Аркадий было рванулся, но тут же остановился, увидев, как обессиленно опустилась на стул Вера.
— Вам плохо?
— Ничего. Дайте мне немножко воды. Только без коньяка.
Пока он мыл стакан, пока Вера глотала свои пилюли и пила воду, постукивая зубами о стекло, пока она переводила дух и медленно-медленно шла по лестнице, проезжавшая «скорая» подобрала и увезла Игоря. Свидетели не смогли сказать, что именно произошло. Вышел человек на улицу и упал. Может, пьяный, а может, больной, неизвестно. Вроде, не мертвый, но и на живого тоже мало похож.
Потом Аркадий искал такси, и Вера, задыхаясь, твердила всю дорогу, что предсказание, как ни крутите, сбылось. Старушка была? Была. Шестнадцать пятнадцать было? Было. Близкие друзья, которые подсунули Игорю снотворное и коньяк, были?
— Замолчите, ради бога! — раздраженно сказал Аркадий.
Потом они долго молча сидели и ждали в приемном покое.
Там было чисто и тихо. За стеной негромко переговаривались медсестры. В коридоре витали традиционные запахи больницы: карболки, эфира и подгорелой каши. В ушах Веры нарастал далекий звон, похожий на шмелиное гудение. Стаи шмелей и пчел. Тысячи пчел и шмелей. Миллионы.
К ним вышел дежурный врач. Молодой красивый человек в белом халате. Аркадий бросился к нему. Вера осталась сидеть. Она не могла встать. «Как много стало у нас красивых врачей», — мелькнула ненужная мысль. Боль становилась невыносимой. Она давила, жгла, рвала. Это была уже не боль, а пожар в груди. Стены приемного покоя накалились и вспыхнули беспощадно слепящим пламенем.
«Сварка у них здесь, что ли?» — подумала Вера.
— Ничего с ним не случилось, — сказал врач. — Не нужно хлестать водку стаканами. Переутомился, понервничал, и вот вам результат — обморочное состояние. Он уже в порядке. Минут через десять выйдет к вам. Скажите спасибо, что сходу не попал в вытрезвитель. Вот было б некрасиво. Москвич?
— Да, доктор, — Аркадий стал сбивчиво рассказывать историю Игоря. Врач слушал, хмурился, недоверчиво хмыкал. По всему было видно, что у него нет сочувствия к услышанному.
— Я привез с собой его приятельницу, — сказал Аркадий, — возможно, она знает кое-какие подробности.
— А зачем? — Врач поднял брови, недоуменно посмотрел на Аркадия. — Ваш друг здоров. Я же сказал, что самое большее через полчаса он выйдет.
Аркадий обернулся, хотел окликнуть Веру, но запнулся. Его поразила поза женщины.
— Ей плохо?
Врач, не отвечая, рванулся вперед.
…Есть незримые для глаза стихии, что десятилетиями невостребованными хоронятся в душах людей.
Но бьют часы, звонят колокола, с хрустом рушатся бетонные ограды совести и оживают стихии.