Теперь только до него дошло, что смерть его произошла не в результате несчастного случая, а была подстроена для замены тела, Дабы завоевать их доверие, он притворился, что уступил. На вилле было неплохо. Каждый день, пройдя медицинский осмотр, во время которого его подвергали многочисленным проверкам, он выходил в парк, посещал гимнастический зал, отдыхал, гулял, плавал в бассейне.
Основное внимание на осмотрах уделялось не психологическому, а физическому его состоянию, то есть не тому, был ли он доволен своим положением или нет, а тому, отвечает ли его здоровье должному уровню и насколько гармонично развито его тело.
Прогуливаясь, он наблюдал за тем, как въезжали на территорию виллы и как покидали ее автомобили и грузовики, изучал маршруты, которыми каждый день пользовались остальные обитатели виллы. Из окна своей комнаты он приметил дороги, подходившие к ограде. Если бы ему удалось выйти незамеченным, он пересек бы рощу, добежал до шоссе и попросил бы кого-нибудь подбросить его до ближайшего населенного пункта, откуда смог бы позвонить семье.
V
Мэн Коста дождался-таки подходящего момента: когда ворота в парк открылись, выпуская грузовую машину химчистки, он, обманув бдительность охранников, побежал за ней на своих прекрасных новых ногах Никем не замеченный, проскользнул вдоль ограды виллы, достиг рощи и бросился бежать со скоростью чемпиона. Темп сбавил только когда добежал до шоссе.
Кто бы ни посмотрел на него сейчас, не заметил бы ничего странного в его облике — в спортивном костюме он походил на тренирующегося человека. Услышав сзади шум мотора, он оглянулся и жестом попросил водителя остановиться. Машина затормозила, и водитель пригласил его сесть. Это был мужчина лет сорока, спокойный на вид. Когда автомобиль тронулся с места, водитель спросил, не глядя в сторону пассажира:
— Вы курите?
— Нет, — последовал ответ.
— А я закурю, если позволите.
— Конечно!
— Будьте любезны, дайте сигареты, они в «бардачке» Сигареты были переданы, и водитель опустил левую руку в карман пальто, чтобы достать зажигалку. Вместо нее он вытащил пистолет и дважды выстрелил в Мэна Косту. Тот завалился вперед, лишившись таким образом второй жизни.
Автомобиль развернулся и направился к вилле компании «Вечность».
VI
— Это сложный пациент, ему удалось все-таки обмануть нас.
— В следующий раз мы должны быть осторожнее. Я даже думать не хочу, что бы произошло, если бы копия встретилась с оригиналом.
— Это доказывает, что мы поступили правильно, выбрав для начала человека обычного, среднего достатка, а не одного из тех миллионеров, которые ожидают своей очереди, чтобы поменять тело.
— Специальных законов, определяющих, кто является настоящим человеком, пока еще нет, а наличие копий действующими законами не оговаривается.
— Представляете, доктор, если бы этот взял свои деньги в банке… И он смог бы это сделать, ведь он не имитирует настоящую подпись, а просто подписывается.
— А эта его любовница, как там ее? Ах, да — Диана… Хотел бы я видеть их встречу, хе-хе.
Люди в белых халатах, потягивая коктейли, разговаривали на одной из террас виллы «Вечность» Наконец тот, кто, похоже, был старшим, поднялся и произнес:
— Итак, за работу. Начнем все с нуля.
VII
Он открывал глаза очень медленно, удивляясь, что может делать это. Не двигаясь, мысленно окинул взглядом свое тело, в котором боль, как фантом, иногда вызывала биение вен. Затем боль ушла.
Живой! Он был живой!
Последнее, что он помнил, был грузовик, мчавшийся навстречу его автомобилю…
Неархос Георгиадис
ЭТО ЛЮБОВЬ, НЕ ШУТКА![6]
Я искал тебя повсюду… как это всегда бывает. Я создан таким образом, что всегда хочу соединиться с тобой. И вот я вижу тебя в большом зале, где идет представление. Ты проходишь и садишься рядом с М.М. Я тебя вполне понимаю — другого свободного кресла там нет. Улыбаясь, ты вступаешь с ним в разговор. Из вежливости, я думаю. Но я обеспокоен. Средства массовой информации сделали этого М.М. слишком популярным, несмотря на то, что он внутренне совершенно пуст: без сердца, разума, чувств, без самостоятельности. К тому же он занимает пост ГЛАВНОГО ЗАВЕДУЮЩЕГО, и мне очень трудно соперничать с ним. Поэтому я боюсь, как бы он не отбил тебя у меня.
Я стою на улице и смотрю на вас в полуоткрытое окно. В зале темно. Но ваши фигуры ясно выделяются на фоне освещенной сцены. Я вижу, как ты с ним кокетничаешь, и он отвечает тебе тем же. Вдруг он встает, собираясь уйти, видимо, потому что у него назначены срочные дела. Показывает на свои часы, как будто просит извинить его. «Ах! Наконец-то уходит», — думаю я. Но ты берешь его за рукав и говоришь с ним шепотом, и тебе безразлично, что вас видят все люди в зале. По твоим жестам я понимаю — ты убеждаешь его остаться и пойти на работу позднее. Внутренне я очень огорчен, но все-таки оправдываю тебя. Я знаю, что ты общительна, непосредственна, полна дружелюбия, и тебя часто неправильно понимают.
Ты убедила его, и он снова садится рядом с тобою. Теперь я должен найти какой-то способ войти в зал, по крайней мере для того, чтобы быть в курсе событий. Конечно, я испытываю унижение, потому что такое положение не достойно моего характера и нашей любви. Ревновать и следить за тобой…
Пытаясь найти вход, я огибаю здание и натыкаюсь на троих моих знакомых, среди них и П.П. - мой приятель, встречи с которым трудно избежать. Он сообщает, что мы с ним должны пойти на какое-то заседание, а я отвечаю ему, что это невозможно: «Я должен войти в зал и посмотреть представление». — «Зал битком набит, ни войти, ни выйти, ты и шага не сможешь ступить», — говорит он мне привычным самоуверенным тоном, не терпящим возражений. Я вынужден последовать за ним из страха, как бы он не догадался о моих истинных мыслях и чувствах и из-за боязни выглядеть смешным в их глазах.
Пока мы идем среди ночи по улицам, все больше и больше отдаляясь от места, где осталась ты, я вдруг нахожу удобную возможность убежать от них. Я бегом возвращаюсь и оказываюсь опять в той же самой позиции возле того окна, где стоял вначале. И вот я вижу М.М., шепчущего тебе что-то на ухо чересчур близко, а точнее — его рот прилип к твоему уху, а ты смеешься. Он разговаривает с тобою прилепленным к твоему уху ртом, и это тебя совсем не смущает! Ты улыбаешься! Я понимаю, что он предлагает тебе уйти куда-то, побыть вдвоем, поговорить. Ты согласна. Вы встаете посредине представления, а я слежу за вами в полуоткрытые ставни окна. Высчитываю, сколько времени вам понадобится, чтобы добраться до выхода, и направляюсь туда, чтобы, будто бы случайно, как бы невзначай, встретить вас. Я не хочу, чтобы ты догадалась, что я шпионю за тобой, потому что ты рассердишься, и я могу упасть в твоих глазах.
Я подхожу как раз в тот момент, когда вы выходите из дверей. Я собираюсь сказать ему «катись» в надежде, что он уйдет. Однако когда я приближаюсь к нему, не успев даже раскрыть рта, он бросает мне:
— Катись.
Но ему совершенно не подходит это слово, не идет ему такая фразеология, потому что он не смельчак. Слово выходит из его уст серым и бесцветным.
— Катись! — произношу я тоном, не терпящим возражений.
И раз он сразу не «катится», хватаю его и бросаю на пол. Беру тебя за руку, и мы уходим. Но удаляясь, я постепенно понимаю, что недостаточно поддал ему, мой гнев еще не прошел. Оставляю тебя на мгновение, возвращаюсь и спрашиваю его:
— Значит, ты осмелился сказать мне «катись»?
Мне было наплевать на то, что он ГЛАВНЫЙ ЗАВЕДУЮЩИЙ. Я сильно его толкнул. Кувыркнувшись пять раз, он падает с ужасным ревом и оглушительным шумом. Он разбивается вдребезги. Из него вылетает множество пружин, винтиков, гаек, цепочек и лампочек. И еще целая охапка проводов, блоков, светильников, механизмов, которые взрываются и тотчас же сгорают, испуская пламя и дым.