— Ну, а скучно не бывало?
— Здесь у вас, на Петроградской стороне, или там?
— Там.
— Случалось что-то вроде. Но редко. Впрочем, не уверен. А что такое скука?
— Скука? Ну, чувство, что ли, такое, когда тебе начинает казаться, что тебе тысяча лет с гаком и что ты уже все на свете видал.
— Нет, этого не испытывал. Наоборот, мне всегда казалось, что я только что родился, хотя живу на свете… Ну да, завтра мне исполнится три годика…
— Три годика?
— Не три годика, а триста три. Детский возраст. Но в паспорте цифра куда скромнее, чтобы не пугать Татьяну Ивановну, нашу паспортистку, или девушку, которая согласится пойти со мной в загс… Впрочем, вряд ли. Кто захочет выйти за минотавра.
— А разве вы минотавр?
— Как говорит ваш Серегин, замнем. Я немножко проговорился. Ну, даже если и минотавр. Вам все равно не заметить. Важно, кем я тут являюсь, а сущность… Замнем.
— Там, я слышал от Серегина, остались жена и двое ребятишек?
— Остались. Ну, и что ж? Может, мне туда и не добраться. Дела здесь задержат. Обстоятельства.
— А почему вы говорите, что вы минотавр?
— Замнем. Не будем углубляться в дебри. Да и античная мифология мне нравится… Жалко, что не застал древних греков, Опоздал почти на три тысячи лет. Да, впрочем, и сейчас у вас неплохо. Хочется пожить в менее пластичном мире, где еще не сняты с человека все заботы. Да, черт подери! Забыл за газ и за электричество уплатить. Какой уже день ношу в кармане счет.
Сережино лицо стало озабоченным.
— Пустяки, — сказал я. — Ну, пени несколько копеек удержат. Вы же не улетаете к себе?
— Характер покою не дает. Я немножко педант. Но рассеян. Минотавру всегда труднее.
— Почему?
— Половина — земная, половина — тамошняя. Два мира, два опыта в себе ношу. Две ноши на одной спине. Думаете, легко?
— Не думаю.
Сережа посмотрел на меня и вдруг сконфузившись спросил:
— Заслуживаете вы откровенности?
— Об этом не меня надо спрашивать.
— Ну, ладно, расскажу. Дело в том, что Серегин уговаривает меня поменяться.
— Чем?
— Ну, судьбой, что ли. Обстоятельствами жизни.
— Как это? Не понимаю.
— Очень просто. Хочет, чтобы я остался здесь, а его закодировал вместо себя и отправил туда.
— Зачем?
— Хочет побывать в пластичном мире.
— Этично ли это?
— А вам как кажется?
— Мне кажется, что это не совсем этично. У вас там семья, Да и вообще, что за обмен? И кроме того, если он собирается исчезнуть и, вероятно, надолго, если не навсегда, то зачем хлопотать о своей диссертации, добиваться защиты? Там, наверное, не имеет существенного значения, кандидат ли он наук или обычный смертный.
— Дело тут тонкое, не простое. Самолюбив. Кроме того, он считает, что это своего рода экзамен. А если сказать всю правду, боится, что я так и не войду в контакт с человечеством.
— Почему?
— Характер такой. Излишняя скромность, временами переходящая в застенчивость. Нелюбовь к сенсации, к газетной шумихе, Странная привычка быть всегда в тени.
— Ну, а сами вы как? Готовы поменяться с ним или нет?
— Еще не решил. Но вернемся к делу. Так поддержите вы Серегина?
— Нет, — ответил я. — Пусть защищает в другом месте и с дру-гим руководителем. Я в своих убеждениях тверд и научной этике не изменю.
31
Минотавр — один из образов критской мифологии. Это получеловек — полубык, которого, согласно древней легенде, царь Минос заключил в лабиринт, построенный афинским художником Дедалом.
Но тут не афинский художник Дедал, а сама действительность построила что-то вроде лабиринта, в котором запутала меня и мою логику, мое врожденное чувство здравого смысла, связывающего мой опыт с опытом всего человечества.
Единственный выход из лабиринта — это остаться верным научной этике и не допустить защиту диссертации на соискание кандидатской степени, диссертации, которая вошла бы в противоречие с опытом всех поколений, живших до меня.
Верил ли я в то, что Сережа был посланцем неизвестного, но вполне реального, хотя и безмерно далекого мира?
И верил и не верил.
Между мной и аспирантом Серегиным произошел разрыв.
Я постарался забыть обо всем, что тревожило меня в течение этого странного года, и, когда проходил мимо книжного магазина на Большом проспекте, убыстрял шаги.
Чувство тоски по неведомому манило меня в этот магазин, но каждый раз я оказывался сильнее самого себя и проходил мимо.
Увлеченный работой (писал научно-популярную книгу «Культура и знаки»), я стал все реже и реже думать об удивительных обстоятельствах, игравших недавно со мной в сомнительную и загадочную игру. Но извещение на четвертой странице «Вечернего Ленинграда» вдруг толкнуло меня в лабиринт, из которого, как еще недавно казалось мне, я с трудом выбрался.
«28 мая, — прочел я, — на филологическом факультете Ленинградского университета В. В. Серегин защищает диссертацию на соискание степени кандидата наук «Языкознание космоса». Оппонентами выступают профессор Минотавр и доктор исторических наук Дедал».
Дочитав извещение, я испытал то же самое чувство, как когда увидел свое изображение на странице научно-фантастического романа. Газету я купил на Невском, когда собирался перейти Садовую подземным переходом.
«Необходимо повидаться с Сережей», — подумал я. И в ту же минуту увидел его. Он сидел в подземном переходе за раскладным столиком и продавал книги и лотерейные билеты.
— Это же не лабиринт, — сказал я ему, — созданный афинским художником Дедалом, а подземный переход.
И показал объявление, напечатанное в «Вечерке».
— Придете на защиту? — спросил Сережа.
— Нет. Не приду.
— Купите лотерейный билет!
Я купил лотерейный билет и спросил;
— А что же дальше?
— Завтра в восемь часов вечера включите телевизор, И вы убедитесь, что на этот билет вы выиграли мир.
32
В тот самый час я включил телевизор.
Показывали обыденную сценку из академической жизни — защиту диссертации на соискание кандидатской степени.
Я уже хотел сменить программу, как вдруг узнал своего бывшего аспиранта Серегина. Он стоял на трибуне и негромко, но внушительно объяснял членам Ученого Совета и всем присутствующим:
— Их логика, их видение мира соответствуют их среде. Миф? В какой-то мере да. Но миф, созданный не воображением, не фантазией, а властью над законами природы… Мой уважаемый оппонент профессор Минотавр разрешил мне продемонстрировать фрагменты фильма, доставленные на Землю… Механик, потушите, пожалуйста, свет.
И в то же мгновение на экране телевизора возникло лицо женщины, глядящей в ручное зеркало. Охваченное круглой рамкой, в руке у женщины было прозрачное озеро с рыбами, плавающими на дне.
Затем возникла стена с картиной. В раме был живой лес, шумели деревья, колеблемые сильным ветром.
Голос не диктора, а Серегина продолжал:
— Мой уважаемый оппонент профессор Минотавр расскажет вам о биосфере этой удивительной планеты, о пластичности этого созданного заново мира, а я ограничусь кратким изложением темы, которой посвящена моя диссертация «Языкознание космоса».
Генрих Альтов
КЛИНИКА «САПСАН»
В моем распоряжении три часа, даже меньше. Двадцать минут назад Юрий Петрович Витовский объявил:
— Решено, начинаем в десять.
Я спросил, что делать сейчас. Он ответил:
— Изложите-ка суть дела на бумаге. Основные факты и мысли. Все, что вы думаете о предстоящем. Впоследствии эта запись поможет вам понять себя.
ВВ, неодобрительно поглядывавший на Витовского, добавил:
— По идее лучше бы ничего не писать. Я приду за вами через три часа. Во всяком случае, избегайте лирики и пишите покороче. У нас еще куча дел.
Беспокойство ВВ понятно — у меня нет дублера. Если я передумаю, эксперимент придется надолго отложить. Но ВВ волнуется напрасно: я не передумаю. Не то чтобы мне все было ясно. Скорее наоборот. Такая уж это каверзная проблема: чем глубже в нее влезаешь, тем больше нерешенных вопросов. Верный признак, что нужен эксперимент. Что ж, попытаюсь — без лирики и покороче — изложить «основные факты и мысли».