Обменявшись с Лыонгом и помощником командира пехотной роты замечаниями относительно плана дальнейших действий, Нян напомнил:
- Я приказал бойцам усилить огонь, когда неприятель подбирает сброшенную с самолетов помощь.
Как Лыонг и предполагал, через два дня на рассвете враг предпринял попытку атаковать наши южные ключевые позиции. В 4.30 утра пехотное отделение боевого охранения, заступившее на дежурство в рощице обгоревших кофейных деревьев, заметило роту американских солдат в касках и противопульных бронежилетах, двигавшуюся вместе с двумя взводами марионеточных солдат по усыпанной щебенкой дороге, по которой раньше танки из Такона попадали на дорогу № 9. Пехотное отделение боевого охранения выждало, пока неприятель подойдет к нашим позициям, а затем оседлало дорогу и тем самым отрезало ему путь к отступлению.
В это время прямо перед траншеей боевого охранения, где находились разведчики, появились два американских солдата. Вырвавшись из этой схватки, они, по-видимому, заблудились и теперь безуспешно пытались пролезть под рядами проволочных заграждений и вернуться к своим. Уже светало, со стороны дороги доносились редкие залпы. Озаряемый сполохами выстрелов, над землей еще держался белесый туман. Между рядами заграждений упал осветительный снаряд. Лыонг, прищурившись, пригляделся и показал сидевшему рядом Фану две высвеченные снарядом неподвижные фигуры. Американцы лежали ничком посреди изрытой минометным огнем площадки и казались убитыми. Разведчики вскочили, но едва Фан ступил на бруствер, как сквозь завесу тумана увидел конвульсивно вздрогнувшую, будто хвост раздавленной змеи, руку. Она отчетливо белела над двумя распластавшимися голова к голове телами. Фан дернул Лыонга за полу брезентовой накидки, призывая высокого ротного припасть к земле.
- В чем дело? - раздраженно спросил Лыонг.
- Эти двое…
Фан не успел договорить, как «убитые» вскочили. Один из них, выпустив по разведчикам автоматную очередь, бросился бежать. Пули просвистели над самой головой. У первого же ряда заграждений беглеца настигла автоматная очередь ротного.
Второй американец, судя по всему, был неопытным новичком, хотя и выглядел старше. Попытавшись вскочить, он зацепился за ремень автомата. В этот момент Фан рванулся вперед, и ледяное дуло автомата уперлось в затылок оплошавшего американца. Пленный поднялся на нетвердых ногах, опираясь на приклад. До этого его уже ранило в бедро, на брючине алела свежая кровь, левая нога была без ботинка, в одном носке.
Лыонг мельком глянул на убитого и подошел к пленному. Американца била нервная дрожь, лицо и руки его были исцарапаны о колючую проволоку, на рыжей волосатой груди запеклась кровь.
Над головами уже кружил самолет-разведчик. Лыонгу и Фану стоило больших трудов спустить пленного в окоп: со стороны вражеской позиции раздавались отдельные минометные выстрелы. Когда же огонь прекратился, пленный никак не хотел вылезать обратно.
- Ну и труслив! И как только такой ухитрился со страху с ума не сойти!
Туман постепенно рассеивался, и теперь ряды траншей и брустверов противника оказались совсем близко. «Может, пленный ждет новой вылазки, чтобы удрать? - мелькнула у Лыонга мысль. - Вероятность не исключена». Лыонг приказал Фану завязать пленному глаза и руки.
- Зачем? - робко спросил Фан.
- Здесь война! - рассердился Лыонг. - Скажи-ка ему, что здесь война и что дело может кончиться даже расстрелом. Если он сейчас же не поднимется и не пойдет за нами, накинь ему веревку и волоки за собой.
Фан и Лыонг привели пленного для допроса на позицию пехотинцев. К этому времени здесь все было усеяно трупами вражеских солдат.
Фан запер пленного в одном из пустых блиндажей, где раньше хранились снаряды, и вместе с Лыонгом отправился собирать карты и другие ценные материалы у убитых американцев. Неожиданно над позициями появился вражеский самолет. Из-под веерообразных крыльев его посыпался дождь белых, как известь, зерен. Еще один такой же самолет обрушил вниз огонь из своих пушек, и сразу все вокруг охватило огнем и клубами дыма.
Лыонг и Фан успели спрятаться в блиндаже помощника командира пехотной роты. Авиация, группа за группой, начала бомбить позиции. Охваченная пламенем земля содрогалась от взрывов.
Вокруг распространился удушливый запах бензина. Язык пламени уже лизал порог блиндажа.
- Что это они разбрасывают? - недоуменно спросил Фан.
- Сухой бензин, уничтожают трупы своих, - пояснил Лыонг. - Разве не видишь, как горит?
- Наверное, они больше из своих окопов носа не высунут! Черт бы их побрал! - с сожалением констатировал помощник командира пехотной роты.
Когда бомбардировка прекратилась, Фан бросился к блиндажу, где оставил пленного. Вокруг еще все пылало и дымилось, в воздухе стоял тяжелый, тошнотворный запах горелого мяса.
Фан повел пленного к Лыонгу. Вокруг валялось множество скорчившихся в самых разнообразных позах трупов американских солдат. Пленный, бледный, без кровинки в лице, охваченный животным страхом, то и дело вскрикивал, поспешно крестился и отворачивался, платком зажимая рот.
- Не подоспей я вовремя, он бы задохнулся, - сказал Фан Лыонгу. - Кому-то пришло в голову сложить в этом блиндаже груду трофейного американского оружия. Все уже загорелось. Хорошо еще, не было боеприпасов.
- Ты уже спрашивал его о чем-нибудь? - Покрасневшими от усталости и бессонницы глазами Лыонг пристально взглянул на пленного.
- Нет, он сам пытался подхалимничать и говорил какую-то чушь. Я велел ему заткнуться.
- Что именно он сказал?
- Эти бравые вояки страсть как суеверны! Сказал, будто наперед знал, что на войне его не убьют, а только ранят в ногу: в детстве, мол, старший брат во время игры всадил ему стрелу в пятку.
- Черт с ним! Спроси-ка, что им сообщили перед вылазкой! Что ему известно о двадцать шестой бригаде?
Пленный, обняв руками колени, сидел на полу в углу блиндажа и всем своим видом выражал раскаяние. Фан, который повидал уже немало пленных воздушных пиратов, вот так же сидевших перед ним, внимательно разглядывал американца. Полоса света из узкого отверстия в потолке блиндажа освещала лишь половину продолговатого, тонкого, будто фарфорового лица, другая половина терялась в темноте. Пленный время от времени натужно кашлял, и тогда полосы света и тени менялись местами. Американец, нервно потирая руки, говорил минут пятнадцать. Слушая пленного, Фан чувствовал, что его все больше и больше охватывает разочарование. Растерянно ероша волосы, он повернулся к Лыонгу и с обидой и раздражением в голосе сказал:
- Зазря только время потеряли. Поймали кретина на свою голову!
- Что он говорит?
- Да он, оказывается, ни черта не знает! Он не солдат, а портной.
- Проверь-ка, не ломает ли он комедию? Вспомни, как он упирался, не хотел идти сюда. Что-то здесь не так, не может быть, чтобы он совсем ничего не знал.
- Я его уже спрашивал, почему он так упирался. Говорит: боялся, что расстреляем. Сдается, что он не врет. Я раньше с их пилотами имел дело, так те намного хитрее и упрямее, но ни один из них не пытался устраивать представление.
Лыонг, после того как пленному задали еще несколько вопросов, тоже поверил в его искренность. Кроме некоторых незначительных сведений о солдатах и офицерах, находившихся сейчас в окружении, пленный ничего не знал из того, что интересовало Лыонга. Американец то вытягивал дрожащие руки перед собой, то складывал их на груди и умоляюще смотрел на Лыонга, изо всех сил стараясь, чтобы ему поверили. Пленный сообщил, что его зовут Том, что он - сержант интендантской службы в бригаде, всегда сидит в блиндаже и не контактирует с остальными солдатами. Эта вылазка для него первая, обычно же он занимается одним и тем же: шьет флаги, ремонтирует бригадные знамена и штандарты (в Таконе он отвечал за целый склад американских флагов и знамен). «Меня не интересует, сколько ты там этих знамен хранил. Тоже мне вояка, ни черта не знает», - раздраженно думал Лыонг, продолжая вслушиваться в монотонный, как на проповеди, голос пленного.