Мы с Нгимом несколько раз доставляли снаряды. Ходит он босиком, пятки и пальцы его дочерна загорелых ног изъедены язвами от распыляемых здесь отравляющих веществ. Берет на себя он по семьдесят килограммов и, несмотря на это, всегда шагает впереди всех, обнажая в доброй улыбке белые зубы.
Однажды Нгим сообщил мне, что его односельчане из Алау перекочевали на новое место, которое находится где-то тут, неподалеку, по дороге к скалам, и предложил на обратном пути завернуть к ним.
Он повел меня напрямик через джунгли к видневшимся вдали скалам. И что же оказалось? Мы пришли именно к тем людям, у которых когда-то побывали вместе с Каном в начале октября. Это был перевалочный пункт «К». Тогда мы с Каном, как и все остальные, кто шел здесь, направляясь на фронт, переночевали и утром, не задерживаясь, отправились дальше. Никто из нас не знал тогда о трагической судьбе этих людей.
Нгим рассказал, что, после того как Алау было стерто с лица земли, он и еще семь человек, которым посчастливилось остаться в живых, укрылись в этом глухом уголке и вырыли здесь себе землянки. С тех пор прошло уже больше года. Люди образовали кооператив и жили сообща. Многие жители нового Алау стали подносить снаряды для готовящейся операции. Жители нового Алау создали свою партизанскую группу и раздобыли американские автоматические винтовки, во время одной из вылазок взяв в плен четырех солдат марионеточной армии. Когда в этих местах появились наши первые разведчики, землянки Алау стали использоваться для отдыха солдат. Все знали о существовании пункта «К», но мало кто знал, что в нем и живут уцелевшие жители деревни Алау.
Нгим познакомил меня со своими односельчанами. Я увидел двух стариков, красивого белолицего парня, двух мальчишек и двух молоденьких девушек. Все были одеты в форму Освободительной армии. Дома-землянки с соломенными крышами наполовину прятались под землей. Самым ценным имуществом были винтовки и ящики с гранатами. Несколько месяцев назад жители деревни сбили из винтовок вертолет и таким образом раздобыли несколько ящиков консервов и пулемет.
Как- то раз Нгим спросил у меня:
- Твое село, наверное, веселее моего?
- Веселее, - честно ответил я.
Я научил Нгима азбуке, Нгим научил меня ненависти к врагу и решимости сражаться с ним. Я и раньше знал о создании «белых зон», но теперь, глядя на этих людей, я до конца прочувствовал, что это такое. Какое право имели грабители с другого конца планеты огородить колючей проволокой десятки километров земли на южном берегу реки Бенхай и превратить это место в безлюдный и безжизненный край?…
Мы остались ночевать у односельчан Нгима. Прежде чем заснуть, мы долго прислушивались к смеху и говору солдат, подходивших к пункту «К». Кто-то уронил каску. Кто-то крикнул:
- Ребята, да вот он, пункт «К».
В дверях землянки мелькнул огонек.
- Товарищи, есть тут кто? - прозвучал густой бас, и мы увидели светившего себе карманным фонариком военного с рацией на груди. За ним стояли еще несколько человек. Они с удивлением смотрели на вышедших к ним навстречу девушку и старика в военной форме. Если бы эти парни знали историю села Алау! А ведь она красноречивее всего объяснила бы, почему мы сражаемся сегодня.
* * *
Группа разведчиков артполка, выполнив задание в пограничном районе, вернулась в расположение полка. И сразу же на них навалилось множество дел: нужно было доложить о своих действиях, разобрать успехи и просчеты, отправить кого-то починить рацию и добиться получения нового аппарата. А тут, как назло, налетели журналисты из пропагандистско-просветительного отдела фронта, которым предстояло написать о разведчиках несколько репортажей.
Кан сразу же после возвращения был назначен командиром отделения. Лы получил поощрение за то, что сберег рацию. Двух бойцов приняли в партию. Теперь в их группе все стали членами партии или комсомольцами, и все они были отличными бойцами.
Через несколько дней после возвращения разведгруппы в полку появились новички - в основном новобранцы, прямо из тыла. Много горцев пришло из только что освобожденных зон или из партизанских отрядов. Отделение разведчиков, которым командовал Кан, тоже пополнилось новеньким. Им был белолицый, кровь с молоком, горец с нежной кожей, по-девичьи ярким ртом и длинными ресницами. Глядя на него, нельзя было не удивиться, как на этой многострадальной, истерзанной войнами земле мог родиться такой красавец.
Как- то раз взводный собрал всех на занятие возле шалаша кашеваров. Собрались быстро. Все были в приподнятом настроении, отдохнувшие и расслабившиеся после недавних напряженных дней. Кончились дожди, и излучина реки розовела в бледных лучах разгоравшегося утра. Вода в реке возле шалаша была замутнена, а у противоположного берега поражала своей чистотой и прозрачностью: видны были даже мельчайшие камешки на дне. У самой воды, высоко закатав брюки, на камнях сидели несколько кашеваров. Набрав воды из реки, они прямо в касках замешивали лапшу; деревянные мешалки с глухим стуком ударялись о днища железных касок.
- Совсем как в моей деревне! - весело заметил кто-то.
- Может, помолчишь лучше? - тут же одернул его взводный - высокий худой мужчина. В этот момент он размеренным голосом делал сообщение о действиях артиллеристов на первоначальном этапе операции и очень рассердился, что ему помешали.
Новенький сидел в последнем ряду, напротив Лы, и внимательно слушал, широко раскрыв по-детски удивленные глаза. Лы сидел прямо на земле, скрестив ноги и прислонив к плечу автомат. Он слушал взводного и пристально рассматривал новенького. Тот взглянул на него, и его алый рот расплылся в приветливой улыбке.
«Странно, где я мог его видеть? - подумал Лы и с удивлением заметил, как на ресницах новенького показалась слеза и скатилась по щеке. - Плачет? Почему же у него при этом такое спокойное, невозмутимое лицо? Нет, тут что-то не так. Парень изо всех сил старается сдержать себя и не может».
Причину Лы понял через несколько минут: оказывается, придя на занятие, новенький засунул в карман своего любимчика попугая, с которым никогда не расставался, и теперь тот больно клевал его. Лы как раз заметил, что из кармана брюк новенького торчат длинные зеленые перья хвоста попугая.
Занятия были прерваны появлением нарочного из штабной роты. Этот прыщавый парень славился тем, что любил делать из мухи слона.
- Товарищ командир, разрешите доложить! Ваш взвод должен немедленно выделить двух человек для выполнения спецзадания! - выпалил он.
- Что за спецзадание? Что должны иметь при себе? - спросил взводный.
- В штабе им все объяснят. Они должны взять с собой трехдневный запас риса!
Взводный приказал Кану выделить двух человек, и Кан, поднявшись и оглядев своих бойцов, решил, что пойдут Лы и новенький.
Нарочный тем временем, закатав брюки, спрыгнул вниз, к сидевшим на камнях у воды кашеварам. Над рекой вот уже в который раз разнеслось: «Совсем как в моей деревне!…» Завязался оживленный разговор о том, чем славится деревня каждого из собеседников, и каждый, естественно, из кожи вон лез, доказывая, что с его деревней никакая другая сравниться не может…
Через пару часов Лы и Моан (так звали новенького) с вещмешками за спиной уже покидали расположение штабной роты. На лесистом участке со всех сторон слышался глухой стук деревянных мешалок - повсюду готовили лапшу. В задании, которое они получили от политрука, не было ничего сложного и уж, конечно, ничего секретного, как старался это изобразить нарочный: им просто предстояло встретить фронтовой ансамбль, направлявшийся в их часть.