«Мама, мамочка!» - только и вырвался в тот день крик отчаяния у Нэт, и враз одеревеневшими пальцами она судорожно сжала полученное письмо от брата. Вспомнилось почему-то, как дома любила она попугать самого младшего братишку: зная, что больше всего на свете тот не любит мыть голову, Нэт нарочно засучивала рукава и грозным голосом призывала: «А ну-ка, Хиен, поди сюда, сейчас мыться будем!» Тот заходился в плаче, а мать ругала ее: «Такая здоровая вымахала, а ума все нет. Только и знает, что младших дразнить!» Маленькие печали и маленькие радости большой семьи - сколько их приходило сейчас на память, и каждое воспоминание будто резало острым ножом по сердцу.
- Нэт, милая, прошу тебя, поплачь хоть немного!
- Не стану я сейчас плакать, Зы. Как можно сидеть и плакать, когда кругом все на части рвутся, каждый работает за десятерых?…
Так и не пролила тогда Нэт ни слезинки и, стиснув зубы, работала, работала во имя победы.
* * *
Но понемногу улыбка стала вновь появляться на ее лице, изредка даже слышался ее высокий и звонкий смех, как у всех девушек из долины. Стройная и гибкая, Нэт, становясь старше, все больше походила на мать: те же длинные, крепкие, легко скользившие по земле ноги, тот же глубокий взгляд широко открытых черных глаз. Ей было чуть больше двадцати, но выглядела она старше своих ровесниц. Шли первые напряженные месяцы боевых действий. Почти каждую ночь приходилось дежурить у постели раненых, поспать удавалось редко, однако Нэт после очередной бессонной ночи выходила к ручью помочь Зы стирать белье для раненых. Нэт удалось узнать номер полевой почты Кхюэ, она мечтала о встрече с братом, хотя и понимала, что вряд ли выпадет сейчас им такая радость.
Спасаясь от налетов бомбардировщиков Б-52, медсанбат уже три или четыре раза сменил свое расположение и сейчас находился в джунглях юго-западнее Кхесани. Устроившись на новом месте, медперсонал готовился к приему раненых. Их стали приносить только в середине ночи. Нэт вместе с одним из фельдшеров ассистировала доктору Лану. К тому времени, когда затянутое туманом небо начало светлеть, они прооперировали уже почти всю партию раненых.
Нэт шла по извилистой тропе вместе с санитарами, которые несли тяжело раненного молодого бойца. У излучины ручья перед землянками медперсонала она увидела Зы, которая стирала груды окровавленного обмундирования.
- Шла бы соснуть, пока можно, - сказала Зы подруге, освобождая карманы очередной гимнастерки от документов и прочих вещей и готовясь опустить ее в воду.
- Если я сейчас лягу, - ответила Нэт, протягивая руку к сваленному в кучу обмундированию, - меня потом не добудиться.
- Иди, иди, - подтолкнула ее Зы. - Оставь, без тебя все сделаю!
Нэт прошла к себе, легла, но через минуту вскочила и побежала к раненым.
Белые, будто вымазанные мелом губы молоденького бойца, только что перенесшего тяжелую операцию, неслышно двигались. «Мама, мама…»-угадала по ним Нэт и ласково провела рукой по его волосам, полным набившихся комьев земли.
- Здесь я, сынок, здесь… - тихо сказала Нэт, чтобы как-то утешить раненого.
Нэт измеряла ему давление, когда в землянку ворвалась Зы.
- Нэт, ты не знаешь никого по имени Лыонг?
- Не знаю, а кто это? - недоуменно спросила Нэт.
- Раненый один у нас, его принесли сегодня утром, и я в его вещах нашла письмо…
Зы протянула подруге вчетверо сложенный, с измятыми краешками листок. В ровных строчках, написанных жестким пером авторучки, Нэт с удивлением узнала почерк Кхюэ. Письмо было старое, датированное двадцать пятым августа, то самое, которое Кхюэ написал еще до того, как побывал дома. Нэт читала его со смешанным чувством смущения и благодарности. «Нэт, сестричка, - писал Кхюэ, - ты мне верь. Это мой ротный, он очень неловок, не умеет красиво говорить, но он человек хороший и добрый, и мне кажется, вы с ним друг другу подходите…»
«Что такое? Кто он, этот раненый?» - растерялась Нэт. Казалось, все это происходит не с ней, а с кем-то другим, и вообще все походило на историю, вычитанную в романе. И все же она не могла подавить в себе желания взглянуть на этого человека. «Как бы то ни было, а он друг и командир моего младшего брата», - решила Нэт.
Закончив дежурство, Нэт обошла несколько землянок, внимательно разглядывая раненых и у каждого спрашивая его имя. Наконец она разыскала его. Крупный, высокого роста мужчина неподвижно лежал на бамбуковой койке. Сидевшая рядом дежурная сестра с длинным, заколотым на макушке хвостом волос внимательно следила за его пульсом и тревожными глазами вопросительно посмотрела на Нэт.
После ранения Лыонг потерял много крови и сейчас лежал без сознания. Осколки гранаты попали ему в живот и грудь, задев ключицу и два ребра. Нэт узнала в нем того самого командира, которого оперировал этой ночью доктор Лан. Ассистируя ему, она тогда еще подумала, что, если бы этот раненый не обладал недюжинным здоровьем, он умер бы прямо на операционном столе. Операция продолжалась очень долго, и, когда она наконец кончилась, Нэт, фельдшер Шинь и доктор Лан буквально валились с ног от усталости.
Через два дня доктор Лан попросил Нэт уделить Лыонгу особое внимание. Доктору и Нэт пришлось дважды давать раненому свою кровь, поскольку в медсанбате не оказалось крови его группы. Долгое время он не приходил в сознание и постоянно бредил. «Переходи на левый фланг! Это Кием! Стойте, не стреляйте в него! Давайте мегафон, не стреляйте!» - кричал раненый.
Только на третий день Лыонг пришел в себя и выпил несколько ложек молока. Он сильно ослаб и осунулся, под глазами появились темно-желтые, будто посыпанные порошком хинина, круги, а глаза глубоко ввалились. Ночами он все еще продолжал бредить и успокаивался лишь к утру.
В одно из пробуждений сознание Лыонга неожиданно обрело необычайную ясность, и перед ним в памяти возникли во всех подробностях события последнего боя. Он вспомнил, с каким приподнятым настроением он вместе с бойцами бросился к траншее противника. Впервые после нескольких месяцев пребывания под Таконом они атаковали врага. Едва лишь прекратилась артподготовка, как бойцы поднялись и дружно пошли на вражеские позиции, двигаясь по измельченной в порошок, еще горячей и пропахшей порохом земле. Преодолевая последний ряд заграждений, Лыонг заметил глазок осветительной ракеты, падавшей на землю. На левом фланге противник все еще молчал, и можно было подумать, будто там все начисто уничтожено артогнем, а на правом фланге уже раздавались частые пулеметные очереди. Догоравшая ракета высветила из темноты высокую фигуру Лыонга и силуэты трех его бойцов. Лыонг подумал, что этот дьявольский зеленый свет делает их хорошей мишенью, но, как ни странно, ни с ним, ни с бежавшими рядом бойцами ничего не случилось. Пехотная рота вместе с группой разведчиков, которой командовал Лыонг, внезапно ворвалась в первую траншею, где находились солдаты марионеточной армии. Солдат из взвода Киема, сдавшийся в плен накануне вечером, сообщил все необходимые сведения о системе построения обороны его подразделения. В результате этой атаки удалось спастись лишь небольшой части неприятельских солдат на левом фланге.
Лыонг был ранен разорвавшейся рядом гранатой, брошенной из расположенного наискосок к траншее хода сообщения. Вообще-то по этому участку следовало бы сразу сосредоточить огонь всех своих средств, но Лыонг не захотел сделать этого. Лыонг верил, что враг, оказавшись в западне, откуда выход был лишь один - на тот свет, сложит оружие. Лыонг не желал огнем покончить с теми, кто задешево продал свою душу американцам. Среди этих людей был и сын старого Фанга…
* * *
Еще месяц назад стало известно, что медсанбат может подвергнуться налетам бомбардировщиков Б-52. В один из дней в полдень медперсонал и раненые сквозь густую листву деревьев в безоблачной вышине синего неба увидели длинный белый дымный след. Поначалу авиабомбы сбрасывались примерно в километре от медсанбата, но вскоре они стали падать все ближе и ближе от него.