В сентябре - октябре птицы пит летели сюда стая за стаей. Проказливые и пронырливые, они с веселым щебетом кружились над полями в лучах утреннего солнца под холодным, пронизывающим ветром. Вторя им, оглушительно кричали попугаи, ворковали голуби, вопили, подражая попугаям, мартышки, выбегая из скалистых пещер и делая набеги на золотившиеся рисовые поля. И пичуги, и лесное зверье - все так и норовили урвать побольше от урожая, которого ждал человек. В это время люди семьями выходили в лес, валили деревья и ставили караульные вышки. Сколько историй, секретов и радостей хранила каждая такая вышка! Рано поутру выходили в поле девушки. Подолы их юбок и обшлага рукавов быстро становились мокрыми от росы. Не спеша обходили девушки поле; мелькали их руки, ловко подрезавшие ножами или же остро отточенным бамбуком сникшие под тяжестью зерен колосья на подсохших стеблях. Колосья клали в заплечные корзины. Полнехонькими корзинами заставляли все четыре угла караульной вышки. Над разровненным участком, где обмолачивали рисовые колосья, устанавливалось толстое бревно, и все - старики, дети, а главным образом, юноши и девушки, - собравшись вместе, каждую ночь шли сюда молотить рис.
Юноши становились в один ряд, девушки - в другой, и раздавался мерный стук обмолота. Девушки пели:
Трудно милого достать,
хоть милый и рядом.
Мне без милого не жизнь -
ничего не надо!…
Под утро у костра уже всякое угощение стояло - и мясо, и вино, и свежий клейкий рис, сваренный на пару, да только за трапезой в основном сидели одни старики, а парни и девушки, разбившись парочками, разговоры вели да шутками перебрасывались.
Такими веселыми были когда-то дни урожая и в родном крае Сием. Все это время, бывало, никто глаз не смыкал, но люди были бодры и веселы. После уборки урожая мужчины занимались охотой, женщины - пряжей, а для молодых людей наступала пора свадеб.
Срезая рисовые колосья, Сием вспоминала о том прекрасном времени, когда она вместе с подругами обмолачивала рис около караульных вышек. А теперь в небе гудели самолеты, издалека доносился грохот орудий. Нещадно палило солнце, и тростниковая корзинка, висевшая на боку, тянула Сием к земле. В стареньком синем платье и черном платке, наполовину закрывавшем лицо, она сосредоточенно убирала рисовые колосья и всякий раз, поднимая голову, видела серую, молчаливую тень работавшего вместе с ней Киема. Кием, ее муж, вернулся…
Примерно полмесяца назад Сием вместе с группой односельчан ходила носить раненых, а вернувшись домой, она с ужасом увидела сидевшего возле заплесневевшей кормушки с кумысом и пристально уставившегося на свои брезентовые ботинки Киема. Фанг в тот день тоже был дома. Заложив за спину руки, он с сумрачным видом вышагивал взад и вперед перед сыном. Все трое старались не смотреть друг на друга, никто не проронил ни слова.
В тот же день, повинуясь отцу, Кием взвалил на плечо сумку и отправился в волостной комитет, где его уже давно зачислили в разряд опасных элементов. Кием без утайки рассказал все и во всем повинился. Кто бы мог подумать, что этот бравый десантник, за которым укрепилось прозвище «генерал Ки», так быстро утратит веру во все? После убийства лейтенанта и потом, после того, как ему чудом удалось спастись во время молниеносной атаки бойцов Освободительной армии, в нем созрело твердое решение покончить со всем этим, и он бросил свою роту сразу после той памятной ночи поражения. Он убежал, бросив все, и долго скитался, блуждая по джунглям, как отставший от стаи дикий зверь. Мрачные дни пришлось ему пережить, когда он бродил по лесам детства, которые теперь стояли растерзанные американскими дефолиантами и бомбами.
Кто же, кто в ту страшную ночь артиллерийского обстрела выкликал в мегафон его имя? Снова и снова задавал себе этот вопрос Кием. Чей он был, этот голос, вырвавший его из беспамятства, когда он, поверженный, валялся в обвалившемся окопе? Кием, кто призывал тебя сложить оружие и вернуться, к семье, домой?…
В волостном комитете Кием пробыл три дня, где с ним и еще с несколькими десятками таких же, как он, провели политическую работу. Кием впервые понял, кем он стал на самом деле. Домой он вернулся в очень подавленном состоянии и казался еще более молчаливым, чем раньше.
Фанг часто подолгу не бывал дома, и Сием уходила ночевать к соседям. Кием же, завернувшись в одеяло, которое одновременно служило ему и подстилкой, ложился спать в маленьком верхнем дворике. Днем он безропотно выполнял любую работу: сажал рис, расчищал под делянки склоны гор. Прислушиваясь к разрывам бомб и грохоту артиллерийской канонады, Кием настороженно следил за разворачивавшимися действиями американской воздушно-десантной бригады и, когда он узнал, что ей не удалось пробиться к окруженному Такону, в душе очень обрадовался этому. Понемногу к нему стало приходить прозрение. Попойки, гулянки, убийства, поджоги - все это теперь вспоминалось ему, как страшный сон. Он понимал, что ему еще предстоит пройти долгий и трудный путь, чтобы искупить свою вину перед народом.
Как- то вечером старый Фанг заглянул домой. Вместе с ним пришла незнакомая пожилая женщина, повязанная синим платочком. Глубокие морщины залегли на ее лице. Сием вспомнила, что видела эту женщину в уезде, когда несколько месяцев назад ходила туда на собрание. Эта женщина выступала тогда перед теми, чьи мужья или сыновья находились в марионеточной армии. Она призывала женщин заставить мужей или сыновей вернуться домой и просила не чураться их, не прогонять, а, наоборот, помочь стать им на правильный путь.
Сием сварила на пару рис и пригласила Фанга и женщину отведать его. Киема дома не было. Фангу хотелось, воспользовавшись своей недолгой побывкой дома, попробовать поговорить с сыном, но Кием в последнее время завел привычку пропадать по целым ночам. Гостья между тем завела разговор с Сием, рассказала, что у нее у самой муж в годы Сопротивления был на службе у марионеточных властей. Накануне заключения мира, когда наши войска должны были вот-вот прийти сюда, муж ее вернулся домой. Сием сердцем поняла, как трудно было этой честной женщине вновь обрести в своем бывшем муже человека, которому можно доверять, с которым можно вместе пройти жизнь.
Уходя, старик наказал Сием следить за всем, что делает муж, и не позволять ему уходить далеко от дома.
- Ну как ты решила? Будешь с ним жить? - неожиданно спросил Фанг.
Сием низко опустила голову и ничего не ответила.
- Ты что, когда ходила раненых носить, Лыонга так и не встретила? - мягко спросил старик.
- Нет, искала и не нашла, - залившись краской, ответила Сием.
- Ты сама решай, как тебе с Киемом быть дальше. Будете вы вместе или нет - это только от тебя зависит! - напрямую начал старик. - Только вот что: ты должна помочь ему стать другим человеком. Нельзя, чтобы он еще раз споткнулся. Занят я по работе, иначе дома остался бы и сам за всем проследил.
После их ухода Сием накрепко закрыла двери, задвинула засов и, повинуясь всегдашней привычке, села перед горящим очагом. Мысли ее снова вернулись к тому, что будет завтра. Больше чем полмесяца носила она раненых. Всех имен-то не упомнишь, кого она встретила за это время. Не пересчитаешь всех солдат, кого она вынесла на своих плечах. Всюду, на всех дорогах и тропках, искала она Лыонга. Где же ты, Лыонг? Майскими ночами льется яркий лунный свет. Где же ты, Лыонг, где?…
* * *
Начинало светать. Над домами вдоль скалистой гряды уже поднимались вверх тонкие струйки дыма - ставили варить кто рис, кто кукурузные початки. Вот уже несколько дней все торопились подняться пораньше и поскорее выйти в поле.
Неподалеку от дома Фанга, за высокими большими камнями, стоял домик, полный наголо обритых веселых и здоровых ребятишек. В нем жила семья Ни То. Сам хозяин был добрый, но безвольный человек, во всем полагавшийся только на свою жену. Когда они жили в «стратегической» деревне, Ни То забрали в марионеточную армию, но его жена сумела добраться до самой Кхесани и добилась, чтобы ее мужа освободили от военной службы. Перебравшись в горный край, супруги быстро обзавелись новым хозяйством и жили в полном согласии. Правда, иногда Ни То напивался и начинал шумно бахвалиться перед односельчанами, что будто бы он не раз отпускал пощечины американцам, однако, завидев свою жену, он сразу же замолкал и безропотно следовал за ней.