При четырех гришевских вагонах охраны вообще было мало. Частично солдат удалось распропагандировать — тех, что досыта нагляделись, как расправляется колчаковщина с неугодными ей людьми, не только с коммунистами, но и просто с обывателями.
Группа вооруженных подпольщиков безлунной майской ночью подобралась к тупику. На часах стоял «наш» солдат, с ним заранее условились. Негромкий свист — и мы у цели. Дверь караульной теплушки приоткрыта. Несколько человек с часовым поднялись туда. Тихий стон, возня — и все кончено. Конвоиры, оставшиеся верными Колчаку, успокоены навеки.
Откатываем двери теплушек с заключенными — в нос ударяет смрад.
— Товарищи, выходите, вы свободны.
Тишина… не верят!
Мы поднялись в вагоны и были потрясены тем, что увидели. На нарах, на полу вповалку, в изодранной одежде лежали не люди — настоящие скелеты, обтянутые кожей. Никогда ранее мне не приходилось встречать до такой степени изможденных, обессиленных людей. У многих гноились штыковые и пулевые раны.
Через два часа вагоны опустели. Всех, кто мало-мальски мог держаться на ногах, отправили с проводниками в партизанские отряды к Звереву и Смолину. Остальных разобрали по домам и спрятали шахтеры. Наша организация стала собирать для освобожденных деньги и одежду. Но самое главное было — достать документы. Тут показала себя Митава: ведая делами начальника уезда Волохова, она печатала всевозможные справки, которые передавались бывшим узникам «поезда смерти». Кроме того, Огурцовы и еще несколько большевиков в окрестных волостных правлениях сумели получить с полсотни паспортных бланков.
Заключенные большевики были спасены.
А 2 июня по решению партийного подполья профсоюз объявил забастовку. Шахтеры предъявили ряд экономических требований.
Власти всполошились. Из Иркутска прибыли конная милиция и казаки. К Черемхову подтянули десяток чехословацких эшелонов. Начались аресты. Одновременно приехали губернский фабричный инспектор, главный управляющий копями и меньшевик — председатель губпрофсовета. Эти господа примчались, чтобы попытаться «мирно» уладить конфликт.
Но военные власти уже не надеялись на услуги «примирителей» и приняли свои меры — прежде всего закрыли союз горнорабочих. Одновременно они сделали вид, что готовы вести переговоры. Мы составили комиссию и послали ее к администрации копей и чешским властям. Ей дали письменный наказ — требования рабочих. «Дискуссия» началась в доме шахтовладельца Щелкунова и длилась два дня. Власти не шли на уступки.
На третий день, прямо на улице, меня остановил конный патруль — два чеха и два казака.
— Вы Чертов? — спросил казак, которого я ни разу в глаза не видал.
Уже эта деталь мне не понравилась: пахло провокацией.
— Да.
— Ваш паспорт.
Мне ничего не оставалось, как подать его верховому.
— Идите вперед.
Я пожал плечами и зашагал. Двое конных поехали по сторонам, двое сзади. Смотрю, следуем прямехонько в контрразведку. У крыльца двое моих конвоиров, опять на основе «паритета» чех и казак, спешились и ввели меня в канцелярию. Там сидели чешские и русские офицеры. Когда я вошел, они разговаривали с каким-то рабочим, но сразу же прекратили беседу. Рабочий повернулся и торопливо выскользнул из комнаты. Это был шахтер Комаровских копей Петров. Захолонуло сердце — у нас ходили слухи, что он предатель.
— Ну, здравствуй, Чертов! — улыбаясь, сказал один из русских.
Все весело захохотали.
— Прошлый визит к нам сошел тебе благополучно, черемховский «му-жи-чок», — раздельно отчеканил офицер. — Теперь нам известно, кто ты — Мызгин, большевик, бывший каторжанин, член боевой дружины. Но об этом разговор после. Может, у тебя есть еще один паспорт? И оружие? Обыскать!
Обыскали. Ничего больше не нашли. Я уже ждал, что сейчас меня, раба божьего, прямым маршрутом отправят в тюрьму, но ошибся. Зазвонил телефон, чех на хорошем русском языке с кем-то переговорил и приказал:
— Отведите его в дом Петра Карповича Щелкунова.
Русский офицер снова засмеялся:
— Значит, встретитесь со Стрельченко и Трифоновым.
Вот как! Значит, и их…
Чешские власти и русская администрация копей сначала попытались заставить нас прекратить забастовку. Пришлось принять участие в длинной и хитрой комедии. Здесь были и длинные речи, и издевательства, и уговоры, и дискуссия о сравнительном положении русских и западноевропейских шахтеров, в которой модельщик Трифонов на обе лопатки положил своего противника — чехословацкого инженера в мундире полковника.