Соглашение с чехами было подтверждено особым актом. Чехи обязались держать нейтралитет.
25 января собрался Совет. Подавляющее большинство мест в нем принадлежало коммунистам.
А через несколько дней в составе группы войск Ревкома под командованием товарища Нестерова я ехал к станции Зима. Нам было приказано стать заслоном и, если не удастся остановить каппелевцев, то хорошенько прощупать их силы.
Отряд наш двигался двумя эшелонами. Я был во втором. У нас что-то случилось с паровозом, и мы застряли на станции Тыреть. Первый эшелон обогнал нас на несколько часов.
Через некоторое время мы связались со станцией Зима. И тут узнали тревожную весть.
Белочехи пропустили наш передний эшелон, и бойцы вместе с зиминскими железнодорожниками и черемховскими дружинниками заняли позиции. Подошли каппелевцы, отряд вступил с ними в бой. Бой развертывался благоприятно для красных, но в тот момент, когда определился их успех, в тыл левому крылу ударили чехи. Группа была сбита с позиций, разгромлена, разоружена и интернирована белочехами. Ворвавшиеся в Зиму каппелевцы учинили дикую резню.
Это гнусное предательство вызвало в городе такое возмущение, что понадобились колоссальные усилия Ревкома и комитета партии, чтобы не допустить немедленного нападения на чехов.
По приказу Ревкома наш эшелон двинулся обратно к Иркутску. В Черемхове мы увидели, как грузятся в составы многочисленные отряды шахтеров — Иркутский ревком готовил отпор каппелевцам.
Наш паровоз уже дал гудок, когда в теплушку вскочил человек — это был представитель Ревкома товарищ Кудрявцев.
— Где Мызгин?
— Я. В чем дело?
— Давай сюда! — и он спрыгнул на землю.
Я за ним.
— Ревком приказал нам с тобой вести переговоры с чехами. А потом при подходе каппелевцев уедем на дрезине.
После того как все составы ушли на Иркутск, мы отправились в штабной вагон чехов. Нам удалось достигнуть с их командованием взаимной договоренности: они предъявят каппелевцам требование обойти Черемхово, не заходя ни в город, ни на станцию, ни на шахты, а мы гарантируем чехам свободный проход через байкальские тоннели. Чехи дали обязательство передать их потом в целости и сохранности войскам Ревкома.
Кудрявцев передал мне еще два задания Ревкома: поехать в Залари и через связных предупредить Смолина, чтобы зря не рисковал — ведь после ухода Каландарашвили в смолинском отряде осталось мало бойцов. Пусть щиплет в тайге отбившиеся от основных белогвардейских сил группы.
— А потом оставайся в Заларях, пережди проход белого фронта и добирайся к Красной Армии. Обрисуй положение в Иркутске, проси, чтобы быстрее наседали на каппелевцев.
Снова я поселился с женой в школе. В ту же ночь мне удалось увидеться со Смолиным. Оказалось, что его отряд значительно пополнился и снова стал представлять порядочную силу.
— А не двинуть ли мне тоже к Иркутску? — спросил меня партизан. — Воевать вместе со всеми.
— Пожалуй, это самое верное, — отвечал я. — Иркутяне будут рады всякой подмоге, а твоей особенно.
И Смолин решил на следующий день выступать на Иркутск.
Вернувшись домой, я разыскал всякое старье и переоделся, чтобы быть похожим на школьного сторожа. Школа стояла на тракте, и это было очень удобно для наблюдения.
Дня через два, когда я расчищал дорожку к школе, у церкви показалась пара заиндевевших лошадей, запряженных в большую кошеву, обитую тюменской циновкой. В кошеве сидел человек, а второй стоял одной ногой на полозе и осматривался, словно что-то разыскивал. Я снова принялся старательно разметать снег, рассчитывая, что путешественники меня о чем-нибудь спросят. Но этого не произошло. Не обращая на меня внимания, они проехали к мосту и скрылись за поворотом к татарским кладбищам.
— Наверно, разведка каппелевцев, — сказал я жене, войдя в дом, и пошел в класс, окно которого выходило на тракт. Некоторое время дорога была пуста. Но вот на ней показалось двое верховых. Каждый вел в поводу еще одного коня, к их седлам были приторочены пулеметы. Вскоре проехало еще четверо таких же «спаренных» всадников.
А потом на село надвинулся скрип тысяч саней.
За час большое село оказалось заполненным огромным каппелевским отрядом. Над улицами повис крик, плач, рев коров, блеянье овец, кудахтанье кур, визг свиней… Это «спасители России» грабили и без того уж разоренных крестьян.
Повсюду валялись разбитые, поломанные вещи, шныряли каппелевцы, закутанные в одеяла, по обочинам дороги лежали замученные лошади, а взамен их белые отбирали у жителей свежих. Белогвардейцы забивали избы тифозными больными, а ехавшие в арьергарде лазареты забирали их с собой. Каппелевцы везли с собою и своих мертвецов, словно кладь, затянутых веревками.