Таринор встал и осторожно приблизился к окну. Если внутреннее убранство помещения его не впечатлило, то теперь от увиденного открылся рот. Взору наёмника открылись бескрайние холмы, рощицы, журчащие ручьи, пригорки, залитые серебряным светом огромной полной луны, занимавшей добрую часть местного неба, усыпанного яркими звёздами. Если бы его спросили, какое здесь сейчас время суток, он бы, конечно, не задумываясь, ответил, что ночь. Но здесь и в помине не было знакомой ему пугающей темноты, когда лишь скромное белое пятнышко ночного светила давало слабый, почти бесполезный свет. Эту странную ночь заливало мягкое лунное сияние, но всё же то была ночь. Доносившаяся неизвестно откуда песня сверчков послужила для наёмника ещё одним доказательством.
— Красиво? В Аталоре ты такого нигде не увидишь. Размах не тот. То ли дело Межмирье.
— Неописуемо. — Только и смог вымолвить Таринор, подставляя лицо тёплому ветру, доносившему откуда-то терпкий запах луговых трав.
— Здесь всегда так. — Как бы между делом бросил Асмигар, возвращаясь в кресло. — Но остаться тебе здесь нельзя, как бы ни хотелось. И не ври, что не подумал об этом.
— Если б я хотел попасть в подобное место, я б, наверное, в священники подался. — Усмехнулся наёмник.
— Ну, полагаю, ты не понимаешь сути. — Вздохнул Асмигар. — Даже те, кто подобно тебе шлёт всех богов куда подальше, тоже куда-то попадают. Правда, им не дано выбирать, куда именно. Скажем, совсем не обязательно быть истово верующим, бить поклоны и уходить в монастырь, чтобы после смерти оказаться в мире Холара и обрести душевный покой. Достаточно, просто при жизни думать не только о себе, помогать ближним и хоть иногда делать что-то безвозмездно и от души. — Речь бога-странника приобрела ехидный оттенок.
— Да, я понимаю, к чему ты клонишь. Мне туда путь заказан.
— Вот именно, Таринор. Ты плут, рубака и приспособленец. Одним словом, наёмник. — Асмигар вздохнул, хотя Таринор думал, что богу вообще не нужно дышать. К тому же он только что поймал себя на мысли, что и сам не дышит. Наверное, для мёртвых это неудивительно, но прежде в таком состоянии наёмник не бывал, а потому сравнить было не с чем.
— Жизнь такая у меня. Как потопаешь, так и полопаешь.
— И поэтому порой ты вёл себя как совершеннейший урод? — Асмигар прищурился. — По итогам твоей жизни тебе следовало бы попасть в один из даймов Бездны. Или в один из кругов Ада. Или просто на Вечное поле битвы к Нердосу. Хотя нет, он привечает только воинов, что очертя голову бросаются в бой при первой же возможности. Ты же этой возможности стараешься избежать любым способом.
— По-твоему, мне следовало самому насаживаться на чужой меч?
— По-моему, ты слишком дерзок для мертвеца, разговаривающего с божеством. Да ещё к тому же в гостях. — Заметил Асмигар. — Нет, держаться за жизнь — это обычно и неудивительно для человека. Вопрос только в цене, которую ты платишь за это. К слову, ты не задумывался, почему детство для тебя как в тумане?
— Мне казалось, что это у всех так. Разве нет?
— Детские воспоминания — самые яркие. Люди проносят их через всю жизнь, даже если они этого не стоят. — Серьёзно ответил Асмигар. — А тебе есть, что вспомнить, наёмник?
Таринор попытался продраться сквозь гущу памяти, но кроме отдельных фрагментов — заледеневшее по зиме побережье, деревушка у моря, руки матери, холодные скалы — в голову ничего не приходило.
— Не морщи понапрасну лоб. Лучше я сам тебе покажу. Надеюсь, Селименора не будет против. — Сказав это, Асмигар щёлкнул пальцами и хлопнул в ладоши. Мир вокруг наёмника снова погрузился в темноту.
— Ну вот, опять. — Пронеслось в голове у Таринора.
— Ты так всегда себе говорил. — Раздался голос бога-странника. — Устал от жизни? Теперь отдыхай и радуйся.
Вдруг наёмник перестал ощущать собственное тело, если это вообще было его тело. Ведь его изувечил эльфийский колдун, а здесь он оказался цел и невредим. Как бы то ни было, осязание пропало совсем. Вся его сущность обратилась в зрение и слух. Наёмнику открылся вид лесной чащи с вытоптанной тропинкой, с ветвей деревьев доносилось пение птиц. Вот двое идут по тропе, о чём-то весело разговаривают. Два молодых паренька лет десяти. Один высокий и тощий как щепка, другой пониже и поплотнее телом. В этом втором мальчишке Таринор с изумлением узнал себя.
— Ты этого не помнишь, наёмник. Это твой друг детства, Ольфгерд, которого ты звал просто Ольф. Сын охотника, на пару лет старше тебя. Его отец, бывший послушник, оставивший церковь в Гирланде, старался помочь вам с матерью по мере сил, хотя твоя старушка обычно и отвергала помощь. К слову, читать тебя тоже Ольф научил. Вас вместе отправили за хворостом. Один бы ты потерялся, а сын охотника окрестности знает неплохо. А теперь смотри.
Мальчики засмеялись очередной остроте, отпущенной Таринором. Вдруг прямо перед ними возник спрыгнувший откуда-то сверху черноволосый мужчина с пятнами не то грязи, не то крови на лице.
— Ну, здорова, выкормыши деревенские. — После этих слов, откуда ни возьмись из-за кустов и деревьев появились такие же оборванцы, всего с десяток человек.
— Не боись, парниша, мы тебя не тронем. — Присвистнул черноволосый.
— Рябой, на кой чёрт детишек пугаешь? — Подал недовольный голос другой, с шрамом через пол-лица и распухшим носом. — Ещё и парней почём зря на ноги поднял. Скоро у опушки обоз проезжать должен, а с этих мальчишек что возьмёшь?
— Ну-ка, цыц! — Отрезал черноволосый. — У меня уже ноги затекли на ветке белкой торчать. Я, может, поразвлечься хочу. Да и парни поди задницы уже отсидели. Если уж мы разбойники, то нам полагается разбойничать, а не по кустам лясы точить.
— Это ты с мальчишками развлекаться-то собрался? — Усмехнулся кто-то. — Видать и впрямь долго в лесу торчим. Рябой-то наш уже эльфом становится.
— Кто-то без последних зубов остаться хочет, как я погляжу. — Рявкнул Рябой сквозь раздавшийся смех. — Они нас сейчас в деревушку свою отведут, там и найдём, чем заняться, дурни!
Смех сменился одобрительными хмыканьями.
— Да чего в местных деревнях отыщешь? Рыбаков грабить? Айда на юг, все толстосумы там, точно тебе говорю. — Предложил тот, что со шрамом.
— До сих пор тебе всё нравилось, Коряга. И рыбаков грабил, не жаловался. И от рыбачек тоже не отказывался. Эй, малой, много у вас баб в деревне?
Оба мальчика не проронили ни слова.
— Ты глухой что ли, а? — Рябой пнул Ольфа в живот. Мальчик согнулся и застонал. — Может, ты окажешься более разговорчивым, крепыш? Или твоему другу отрезать ухо? — С этими словами разбойник вынул из-за пазухи кривой нож.
— Молчи, Тар. — Сдавленно проговорил Ольф. — Ничего эти крысы нам не сделают.
— Да что ты говоришь? — Ухмыльнулся Рябой и приблизил нож к уху мальчика. Среди разбойников прокатился неодобрительный гомон. Рябой покосился на остальных, и рука его остановилась. — Ладно. Не стану калечить. Я ж не изверг какой-то, да и много пользы от того мне будет? Говорят, кто детей убивает, того черти в аду кипящей смолой напоят. И не только через рот, хех. Нет. У меня есть интереснее дело, покажи дорогу до деревни вашей. Если скажешь, отпустим вас с миром. Если нет — тебя крепыш прирежет, а его с собой возьмём. Хочешь вольной жизни хлебнуть, малец? А то у приятеля твоего, я гляжу, кишка тонка.
Разбойник вложил нож в руку Таринора. Мальчик поглядел на ржавое лезвие и перевёл остекленевший от ужаса взгляд на Ольфа.
— Он ещё маленький, дороги назад не знает. — Прошипел тот. — И привести вас никуда не сможет.
— Ну, значит, мы вас с собой заберём и продадим кому-нибудь в Хельмаре. — Анмодские, говорят, северных мальчиков любят. Из них получаются послушные и выносливые рабы. Только сперва придётся кой чего отрезать, хехе. Или лучше вас просто к дереву привязать вверх ногами, пока кровь через нос не вытечет?
— Не говори им ничего, Тар… — Проговорил Ольф и тут же получил ещё один удар в живот.
— Короче говоря, не верю я, что ты, малец, дороги назад не знаешь. Твой дружок всё равно не жилец, уж больно дерзкий для сопляка, а я таких не люблю. Или ты сейчас его прирежешь, или я убью вас обоих.
— Молчи! — Чуть не плакал Ольф, согнувшись от боли.