— Ей это не интересно.
Это было сказано мягким, холодным голосом, который был знакомым… но и одновременно нет.
Знаком до такой степени, что, когда повернулась и увидела там Себастьяна, я не удивилась. Но не знала, почему.
— Себастьян Райт, — изумленно сказал придурок, как будто забыл, что это мероприятие было специально для того, чтобы доноры могли пообщаться с богами хоккея. — Могу предложить тебе выпить? — продолжил он, как будто тоже забыл, что напитки в данный момент бесплатные.
— Чего бы я хотел, так это того, чтобы ты ушел, — протянул Себастьян, голос был по-прежнему спокойным, как будто он обсуждал погоду.
Но взгляд противоречил тону, наполненному собственнической защитой, которая не имела смысла — или, может быть, это было просто принятие желаемого за действительное.
Голова мужчины дернулась назад, взгляд метался от Себастьяна ко мне, пока тот, наконец, не поднял руки в притворной капитуляции, нервно хихикая.
— Полегче, приятель. Я просто немного повеселился. Она вся твоя, Бас. Просто продолжай в том же духе.
Самоуверенно подмигнув, он попятился от бара и поспешно вышел, смех волочился следом. Я смотрела, как он уходит, и внутри бурлило облегчение.
Мне удалось выдавить дрожащую улыбку.
— Спасибо, — пробормотала я, чувствуя себя застенчивой и неуверенной, когда впервые заговорила с ним.
Себастьян кивнул, взгляд ласкал мою кожу… как будто он ничего не мог с собой поделать.
— В любое время. В конце концов, ты теперь часть команды, — он открыл рот, как будто хотел что-то сказать.
А потом вздохнул и покачал головой, уходя, не сказав больше ни слова.
Что это, черт возьми, было?
Я наблюдала, как Джек и Картер набросились на него, кидая взгляды в мою сторону совершенно очевидным образом, который говорил, что мужчины сплетничали.
Почему они говорили именно обо мне? Почему Картер наблюдал? Я не могла придумать причину. Потому что, если они действительно знали меня раньше, почему не говорили? В этом не было никакого смысла.
Если только я не была сукой в прошлой жизни. Или, может быть, фанаткой, которая преследовала их? Это могло бы объяснить их поведение.
За исключением того, что внутри не было ощущения, что в прошлой жизни я была сукой или фанаткой. Это казалось неправильным.
Но опять же, ничего не изменилось, так что, возможно, я неправа.
Следующий час был настоящей пыткой: все трое украдкой бросали на меня взгляды, а я притворялась, что не замечаю их, поскольку на станции становилось все больше людей, заказывающих напитки. Девушки набросились на них троих, и я притворилась, что зрелище не приносит столько же боли по ощущениям, как ножи, вонзающиеся под ногти.
По мере того, как ночь подходила к концу, девушки становились все более агрессивными, и, наконец, как я и предполагала, вечер должен был закончиться на этом моменте, поскольку они собирались уходить.
Картер и Себастьян оба ушли с горячими блондинками, которые приклеились к их бокам. Джек не ушел с девушкой, но бросил на меня взгляд, как будто хотел, чтобы я увидела их с женщинами и знала, что не являюсь частью их мира.
Просто еще одна вещь, которая не имела смысла, и заставила почувствовать, что я схожу с ума.
Это также причиняло боль, разум наполнялся непрошеными изображения их всех в постели с женщинами, которые намного красивее меня.
В ту ночь я покинула арену при деньгах, но чувствуя себя самой расстроенной, какой была с тех пор, как вышла из больницы… девушкой без личности.
Одно было ясно наверняка. Мне нужно держаться подальше от них троих.
Ничего хорошего из этого не выйдет.
— Ладно, милая, пора домой, — сказал я Матильде — или Мэллори — как только мы скрылись из вида Кеннеди.
— Я надеялась, что ты это скажешь, — промурлыкала она, вцепившись в мою руку так… сумасшедше.
Я вздохнул, ненавидя эту часть. Ненавидя себя. Девушки были всего лишь реквизитом, особенно теперь, когда Кеннеди вернулась. Но от этого не стало легче, и я не стал меньшим мудаком из-за того, что использовал их для создания образа, прежде чем отправить восвояси.
Взгляд Кеннеди был таким, словно мы ее предали… Мне стало чертовски плохо. На секунду показалось, что она почти вспомнила нас — вспомнила все, но потом моргнула, и узнавание исчезло, и я смотрел в глаза девушке, которая раньше была для меня всем. Для которой я теперь был никем.
— К сожалению, ты возвращаешься к себе домой, — сказал я, когда она попыталась дотронуться до моего члена.
Члена, который был твердым весь этот дурацкий прием, просто зная, что Кеннеди рядом.