Жаль, что я не мог их убить. Но если к ней когда-нибудь вернется память, она не простит конкретно эти убийства. Я не был настолько мелочным, чтобы рисковать потерять Кеннеди из-за призраков Картера, Джека и Себастьяна.
Кроме того, тупые ублюдки потеряли бы ее сами. Мертвые они представляли для меня большую опасность, чем живые, дышащие и ведущие себя как придурки.
Я медленно приоткрыл ее входную дверь. Это место было такой дырой. Я мог вломиться почти в любую дверь, но эта была слишком простой. Я ненавидел то, что она оставалась там, где была так уязвима. Рано или поздно люди, которые сбили ее на улице, поймут, что она жива и придут за ней.
Я намеревался встать у них на пути.
К сожалению, она, вероятно, собиралась заупрямиться по поводу своего переезда. Мне нужно было что-то придумать, чтобы сделать эту дыру невыносимой, потому что моя женщина не будет оставаться где-то с такой хлипкой охраной.
Я тихо прикрыл за собой дверь, осматривая квартиру с этого ракурса, в это время ночи. Я уже знал, что она спит, так что мог не торопиться.
Она подвесила маленькие лампочки вдоль потолка, и они отбрасывали мягкий мерцающий свет на маленькую гостиную и кухню. Она сделала гостиную уютной с помощью одеяла и нескольких подушек, а на стенах повесила плакаты в рамках. Очевидно, она заново открыла для себя любовь к Одри Хепберн, и я поймал себя на том, что улыбаюсь.
Такое унылое местечко, но она превратила его в дом. Я знал, что она сделала бы то же самое для моего особняка. Я не буду чувствовать себя как дома, пока он не станет принадлежать ей.
Я тихо прошелся по квартире. Единственным беспорядком была стопка ее библиотечных книг, сваленная рядом с диваном. Я присел, чтобы посмотреть на названия, которые я не смог разглядеть с камеры, затем достал свой телефон, чтобы сфотографировать корешки. Я хотел запомнить, что она читала.
Я взглянул на вентиляционное отверстие, зная, что устанавливаю зрительный контакт с одной из моих камер. Затем я перешел к узкому коридору. Дверь ее спальни была закрыта — привычка с подростковых лет, когда она каждый вечер ставила корзину для белья перед дверным проемом, чтобы знать, если отчим попытается открыть дверь.
Я легонько прикоснулся к двери, жалея, что не могу отмотать все назад, до того, как мы впервые встретились.
Жалея, что я не всегда мог защитить ее.
Жалея, что мы не могли убить ее отчима раньше.
Я зашел в ее ванную, закрыл дверь, подоткнув ее коврик для ванной вдоль дверного проема, чтобы в коридор не проникал свет. Затем я включил свет. Мое собственное отражение ожило в зеркале, прежде чем я открыл дверцы аптечки.
Между тайленолом и средством для умывания лежали ее маленькие розовые противозачаточные таблетки в круглой серебряной фольге. Я вытащил их, отметив, сколько таблеток исчезло, и сунул в карман. Затем я вытащил свою версию, которая состояла исключительно из сахарных пилюль, и осторожно поддел ногтем большого пальца в первые шесть кармашков для таблеток и заменил настоящие.
Они ей больше не были нужны. Она всегда говорила о том, что когда-нибудь у нас будут дети, когда мы были младше. Она собиралась стать замечательной матерью. Трахать ее было бы еще более волшебно, зная, что в конечном итоге она может выносить моего ребенка. Эта мысль вызвала улыбку на моем лице, когда я представил, как она выглядела бы беременной, как она улыбалась бы, баюкая нашего ребенка.
Я положил их обратно в аптечку и закрыл дверцы, прибрав за собой, прежде чем выйти обратно в коридор.
Я поколебался пару секунд, затем достал свой мобильный телефон и запустил видеозапись. Большим пальцем я переключился на ее спальню. На лучших черно-белых кадрах, которые можно купить за деньги, я мог видеть, как она крепко спит, подложив одну руку под голову.
Я не должен был.
Но уже открывал дверь и входил внутрь.
Видеть ее через камеры было недостаточно хорошо. Она была такой красивой, спящей и невинной. Ее темные волосы рассыпались по подушке. На ней была тонкая кофточка, одна бретелька соскользнула с плеча; ее грудь была прикрыта одеялом, и я почти потянулся, чтобы откинуть одеяло, чтобы я мог получше разглядеть мою идеальную девочку.
Но если бы она проснулась, то было бы трудно объяснить, почему я нависаю над ней в постели. Я снова отступил на шаг, запечатлевая ее в памяти.
Ее пухлые губы шевелились, разговаривая во сне.
— Грейсон… — пробормотала она, и я напрягся, но она все еще спала.