— Может быть, не нам решать это за нее, — сказал Джек.
Я повернулся, чтобы недоверчиво посмотреть на него, а Картер настойчиво проворчал.
— Следи за дрогой, Себастьян.
Я оглянулся на дорогу как раз вовремя, чтобы повернуть, но сказал им:
— Мы приняли это решение за нее пять лет назад. Мы могли бы быть рядом с ней. Должно быть, для нее это был ад — не иметь ни воспоминаний, ни семьи…
— Она устроила себе хорошую жизнь, — перебил Джек. — Кеннеди всегда находит выход.
У Джека был оптимизм богатого мальчика.
Мы проехали мимо старого дома Джека.
— Что мы будем делать, когда приедем туда? — Джек требовательно стучал пальцами по колену. — Мы не продумали это до конца.
— Ты вырос через дорогу, можешь пойти поговорить с ней, — сказал я, хотя мне так сильно хотелось быть тем, кто заключит ее в свои объятия.
Что, черт возьми, она пыталась там найти?
Мой телефон снова завибрировал, когда я въезжал на стоянку трейлеров.
Грейсон.
На фотографии Кеннеди сидела на капоте своего цивика, облизывая рожок с мороженым. Это была наша теперешняя Кеннеди, с распущенными по плечам волосами и улыбкой, от которой в уголках ее глаз появились морщинки смеха.
Я выругался и нажал на тормоза.
— В любом случае, теперь у нас нет никакой гребаной причины здесь находиться, — сказал я. — Грейсон уже добрался до нее. Собрал все осколки, купил ей мороженое и, вероятно, рассказал ей какую-то дерьмовую историю.
— Итак, мы ей расскажем, — сказал Джек. — Мы должны ей сказать.
— Что конкретно? Твой отчим был жестоким подонком, который работал на каких-то очень плохих парней, и после того, как мы его раскрыли, его парни пришли за тобой? Или, может быть, это был кто-то из приятелей Грейсона, поскольку в то время он был занят тем, что карабкался вверх по служебной лестнице? — фыркнул Картер.
Это было не то, что я боялся ей сказать. Больше всего я боялся рассказать то, что произошло позже.
Я видел, как машина вылетела из-за угла. Когда она попыталась убежать, она бросилась ко мне, раскинув руки. Думая, что мы обеспечим ей безопасность, когда по какой-то причине они пришли за ней, это должны были быть мы.
Я бросился к ней, но все произошло за секунду.
Никто не планировал причинять Кеннеди боль.
Они причинили бы ей боль, чтобы наказать нас.
Потому что любой мог сказать, как много она для нас значила…
Мы разрушили ее жизнь, любя ее.
Машина врезалась в нее, и она отлетела к кирпичной стене. Я бежал так быстро, как только мог, но не смог разглядеть ни водителя, ни номерной знак.
Затем все, что я смог увидеть, было неподвижное окровавленное тело Кеннеди.
Но когда я прижал пальцы к ее горлу, она все еще была жива. Ее глаза были открыты, расфокусированы, зрачки неровные.
— Черт возьми, Кеннеди, — сказал я, услышав, что мой голос близок к слезам, чего не было со времен моего детства. — Просто держись, милая. С тобой все будет хорошо. Мы позаботимся о тебе.
Но, конечно, мы, черт возьми, этого не сделали. Я был рядом и не смог защитить ее, так что, как бы я ни ненавидел держать дистанцию от Кеннеди, я надеялся, что это будет способом обезопасить ее.
Джек добавил.
— Картер прав. Мы лгали ей так долго. Мы должны рассказать, должны заставить ее доверять нам, должны убедиться, что мы можем держать ее достаточно близко, чтобы защитить, но…
Джек покачал головой.
— Может, ей лучше не знать.
— Я не могу лгать ей, — сказал я.
Неделю назад я бы сказал ему, что это означает, что ему лучше держаться от нее подальше.
Нам не разрешили поехать с ней в машине скорой помощи. Мы поехали следом.
— У нас есть шанс, — медленно произнес Джек, когда мы узнали, что у нее повреждение мозга. Что она в коме. Что у нее будет амнезия.
Что мы можем вычеркнуть ее из нашей жизни, чтобы никто никогда больше не пришел за ней.
Я обыскал ее истекающее кровью тело в поисках ожерелья с именем. Его не было у нее на шее. Должно быть, оно оторвалось во время несчастного случая.
Я задыхался при мысли о том, чтобы убрать ее имя, все больше впадая в неистовство по мере того, как искал его.
Джек и Картер оттащили меня.
А до этого…
— У меня есть для тебя подарок, — сказал я, склонившись над ней, когда она стояла у своего шкафчика. Я был слишком взволнован, чтобы ждать.
Я помахал ожерельем перед ней, и она повернулась, одарив меня самой идеальной улыбкой в мире.