Замешательство продолжалось недолго. Вскочив, Гульельмини бросился через густую пелену пыли к выходу. На улице стоял «пежо», принадлежавший тандильскому интенданту. Сев на водительское место и найдя ключ в замке зажигания, Гульельмини на мгновение расслабился.
Пришел в себя и Суприно, огляделся, из-под обломков рухнувшего потолка высовывались чьи-то ноги. Суприно перешагнул через обломки, и его глазам предстала страшная картина. Рейнальдо лежал в какой-то карикатурной позе со скрещенными на груди реками без кистей, будто что-то прижимал к себе; Рядом валялись осколки разбитого грязного унитаза. Осмотрев помещение и убедившись, что Гульельмини нет, Суприно поспешил к сейфу. Ухватившись за ручку дверцы, он попытался открыть её. Но усилия оказались напрасными; Сейф от взрыва не пострадал. Его просто опрокинуло. Взбешенный Суприно вышел на улицу и, увидев в машине Гульельмини, сел рядом с ним.
— Не бойтесь, — сказал он. — У нас еще есть козыри.
— Больше не хочу, — ответил Гульельмини. — С меня довольно. Надо уходить отсюда: уезжать из страны.
— Не так просто будет уехать. Предоставьте мне заняться этим.
— Что собираетесь делать сейчас?
— Разыграть ту единственную карту, которая у нас осталась.
Гульельмини, взглянув на Суприно, отметил про себя, что внешне тот казался спокойным.
— Армия, — бросил тот.
Автомобильные фары осветили не только серый фюзеляж «Бычка», но и овсяное поле за ним, и стену дождя.
Сервиньо понял, что ситуация безнадежна. Он сидел нбподвижно под направленными на него дулами двух автоматов и карабина. Вооруженные люди укрывались от дождя под крышей ангара.
Тот, у которого был в руках карабин, крикнул:
— Поднимай руки и выходи!
Выходить Сервиньо совсем не хотелось. Монотонная дробь дождевых капель по фюзеляжу, тепло кабины и выпитая можжевеловая — все, вместе взятое, как-то расслабило его. И даже привело в хорошее настроение.
— Идите-ка к… матери… — сказал он, доставая бутылку.
Увидев зачем-то нагнувшегося пилота, люди в штатском зашевелились.
— Вытаскивай его, Тито! — скомандовал владелец карабина.
Парень, целясь в голову Сервиньо, подошел к самолету. И хотя он уже промок насквозь, новая порция потекшей за воротник воды удовольствия ему явно не доставила. Заметив, что пилот пытается спрятать бутылку, парень дернул рукой дверцу и повторил:
— А ну, давай выходи!
Сервиньо спрятал бутылку. Парень взмахнул нетерпеливо рукой.
— Что, городок испачкал? — спросил Сервиньо.
— Нечего разыгрывать из себя дурака. Твоя шутовская песенка спета! Выходи!
— Нет. Если убить хотите, то стреляйте. Здесь хоть сухо, не льет.
— Кто тебя послал? — спросил парень.
— Никто.
— Кто?!
— Мне, старик, не приказывают, никто и никогда, потому и летаю там, — сказал Сервиньо, тыча в небо,
— За что ты его защищаешь?
— Кого?
— Этого мерзавца, алькальда.
— Он перонист и человек хороший.
— А кто еще с тобой?
— «Бычок».
— Где он?
— А вот здесь, — ударяя по приборному щитку, показал пилот. — Старина «Бычок». Пять тысяч часов в воздухе, и хоть бы раз чихнул.
— Да ты, видать, совсем дегенерат. Ведь прикончить тебя — раз плюнуть.
— Раз плюнуть? — переспросил Сервиньо, вглядываясь в парня, которому, наверное, и двадцати пяти еще не было, — Ты что, из столицы?
— Угу…
— А платят тебе хорошо?
До нитки промокший парень, оборачиваясь на голос своего шефа, успел бросить:
— Лучше, чем тебе!
— Гориллам служишь.
— Еще ответишь за свои слова.
— «Парень настоящий, вдаль, вперед смотрящий, к нам в ряды идет…»[12] — пропел Сервиньо.
— Замолчи, образина. Не тебе меня учить, каким должен быть перонист.
Сервиньо, посмотрев на него непонимающим взглядом, засмеялся, достал бутылку и отпил из нее.
— Ну, давай, Тито! — закричал один из поджидавших сообщников.
— Неужели ты не понимаешь, что тебя использовали! Так никогда ничего и не поймешь, — сказал парень и взвел курок пистолета.
— Не ошибись! Если ты перонист, я выхожу из игры.
— У тебя не хватит времени. Прежде я тебя выведу из игры.
— Ублюдок паршивый, жеребец с железкой в руке. Да в таком виде кому ты нужен?