Мне Маргарита Семеновна понравилась, я даже подумала, может быть, мне работать в детдоме? Хотя чему я могу научить детей?
— Слушайте, — сказала я. — А как получить здесь работу? Какое нужно образование? Просто педагогическое, или еще надо быть психологом?
Маргарита Семеновна открыла рот, но тут я услышала Толиков голос.
— Рита! Рита! Где ты?!
Он был раздражен, наверное, долго не мог меня найти.
— Рита!
— Толя, я здесь! Не ори, там уро…
Я осеклась, увидев лицо Маргариты Семеновны. Она была белая, как снег, губы у нее дрожали.
Я подумала, что с ней случился сердечный приступ. Или у нее произошел сердечный приступ? Или с ней произошел сердечный приступ? Или у нее случился сердечный приступ?
Очевидно было одно — ей так плохо.
Глава 12. Как долго живет прошлое?
— Вам плохо? Плохо? Господи, я сейчас сбегаю к медсестре!
За сердце Маргарита Семеновна, по крайней мере, не хваталась. Я где-то слышала, что это — самый плохой признак.
Господи, думала я, только пусть она не умрет, я же не смогу с этим жить. Если вдруг думает покинуть сей сложный мир, пусть сделает это под надзором врачей в больнице, как все нормальные люди.
Блин, блин, блин.
— Толя! Толя! Тут женщине плохо!
Я обернулась и увидела, что он стоит в дверях. Толик, вопреки своей обычной манере поведения, активность не разводил. Как по мне, Толику, чтобы оставаться Толиком, полагалось кинуться к ней, похлопать ее по щекам, сказать что-нибудь утешительное и исчезнуть в момент, чтобы вернуться уже с медсестрой.
Но Толик стоял у дверей, и лицо у него было немногим лучше, чем у Маргариты Семеновны. Разве что она была такой бледной, а Толик — очень даже наоборот. Щеки его пылали, Толик вообще часто краснел, так уж был устроен. Горели у него щеки, нос и лоб, и он казался очень пьяным.
— Тебе что, тоже плохо?!
Дело принимало неконтролируемый оборот.
А потом я вдруг почувствовала, что меня тут нет. Я ощутила себя призраком, то самое чувство, я — кусочек будущего в прошлом.
Я поняла, что Маргарита Семеновна и Толик смотрят друг на друга, а о моем присутствии никто и не думает.
И плохо ей не было. Она просто очень испугалась.
И Толику не было плохо. Он тоже очень испугался.
— Рита, — сказал он. И я как-то сразу поняла, что обращается Толик вовсе не ко мне.
— Я думала, ты сел, — ответила Маргарита Семеновна совсем другим, некрасивым, плохо поставленным голосом, проседающим вовсе не чувственной хрипотцой.
— Ага, — сказал Толик. — Отсидел уже свое. От звонка до звонка.
Они смотрели друг на друга, Толик сделал шаг вперед, и Маргарита Семеновна вжалась в спинку стула.
— Не надо, — сказала она едва слышно.
Я хотела спросить ее, что именно не надо, но не смогла. Меня ведь здесь не существовало, а говорят только полностью реальные люди.
— Не-не-не, Рита, — сказал Толик. — Ты расслабься, короче. Закончилось уже все.
И я подумала: она что, твоя бывшая?
Если на Толика так реагировала его бывшая, может быть, и не стоило мне с ним встречаться.
Маргарита Семеновна молчала, она выглядела такой растерянной, будто маленькая девочка. Куда растеряннее всех детишек, которых я тут видела.
— Не думал, — сказал Толик. — Что я тебя здесь встречу. Ну, типа, далеко ж мы оба оказались, да? Во жизнь!
Голос у него был совсем-совсем другой, я даже не могла понять, чем именно, не изменились ведь ни тон, ни тембр.
Толик подошел к ее столу.
— Рита, послушай, я тебя не трону.
— Уходи, — сказала она.
— Да, я ща свалю отсюда уже.
Маргарита Семеновна смотрела на моего Толика затравленным зверьком. Взрослые просто не могут так смотреть, во всяком случае, в голове это не укладывалось.
Очень странное ощущение, когда кто-то смотрит таким затравленным взглядом на человека, которого ты так невероятно сильно любишь.
В тот момент видишь его совсем с другой стороны, и понимаешь, что твоя любовь — не единственное, что существует. Пострашнее, чем лишаться девственности.
И не два это несхожих человека, а, в самом деле, один единственный.
И тот, на которого смотришь ты, и тот, на которого вот так смотрят.
Ну как же это все вышло?
— Уходи, — повторила Маргарита Семеновна. Толик подошел к столу вплотную, оперся о него руками.
— Я просто хотел сказать, что мне жаль. Это типа ниче не меняет, я не тупорылый, я понимаю, просто…
— Уходи, — повторила Маргарита Семеновна и без какой-либо паузы, без времени, необходимого для любого отступления, вскинула вдруг нервным и сильным движением ручку и вонзила ее Толику в руку, в тыльную сторону ладони.