Наконец, я снова убаюкала себя, и, продолжая бормотать всякие глупости, стала засыпать. Уже на грани сновидения до меня добрался голос Толика.
— Я думаю, к ней надо ехать, — сказал он. — Возьмем билет и в Москву, прямо к похоронам, а? С корабля на бал, так сказать.
Сквозь сон я ощутила, как он обнял меня, так безопасно пахнущий потом и табаком, и такой отчаянно, исступленно теплый, совершенно мой.
Я подумала, что поеду с ним куда угодно.
Даже на похороны к моей интернет-подружке.
Утром я проснулась в его постели, но Толика в комнате не было.
Странное дело, до чего аскетично он жил. В его комнате не было ни малейшего намека на то, что это его комната. Ни одной вещи, только спортивная сумка под кроватью, в остальном — лишь пустая мебель, голый стол без бумаг, несчастная, лишенная всяких предметов, тумбочка, голодный шкаф.
Сатори-интерьерчик, как он сам бы сказал.
Мне нечего было изучить, кроме пустотности его дхармы.
Тогда я пошла в его ванную, но не нашла ни зубной щетки, ни мыла, ни шампуня, ничего, чтобы как-то Толика выдавало.
Уходя откуда-то, он будто исчезал навсегда, переставал существовать вовсе.
Я помылась в его ванной, посидела под душем, обнимая колени, расслабленная и неожиданно счастливая.
Правда, потом я испугалась, что могу забеременеть, если Толик здесь мастурбировал, но мысль эта была совсем уж бредовая, и я быстро затолкала ее обратно в темноту.
Когда я вышла, снизу, из столовой, уже немножко пахло оладками, я чувствовала себя ужасно голодной.
Еще на лестнице я услышала голос Толика.
— Да она так страдает, так страдает! Ей это просто надо, ну, там дружба детская. Просто надо проститься!
— Ты думаешь, Толя?
— Да она всю ночь плакала!
Врешь, подумала я, не плакала.
— Рыдала просто, как ребенок, типа того. Ты ее уж сильно не кантуй по этому поводу, Алечка. Ну ладно, че там? Билет-то кто закажет? Витек на работе, а я в компьютере не был десять лет. Ты закажешь?
— Сначала мы с Витей посоветуемся.
— А че он ваще на работе делает? Он же начальник, да? Че он там делает, сидит? Я вон тоже сидел. И какая разница, где сидеть?
— Толя!
— Че? Лады, короче, закажи билеты, а? Будь другом.
— А когда похороны?
— Да хер его знает. Так что ты на ближайшее закажи, лады?
Я некоторое время слушала их, потом спустилась.
— Я не плакала.
— Да лады, не плакала так не плакала, — легко согласился Толик и подмигнул моей маме.
— Рита, цветочек, — сказала мама. — Садись-ка и поешь. Тоня сделала твои любимые оладьи. Я так сочувствую тебе про эту девочку, хм, Трикси.
— Спасибо, мама.
— Не за что, цветочек. Ты уверена, что ты хочешь в этом во всем участвовать? Понимаешь, тебе не обязательно проходить через все вместе с ее родными, конечно, ты любила свою подружку…
Я зацепила оладушек на вилку и обмакнула его в сгущенку.
— Нет, — сказала я. — Я ее не любила. Я ее предала. И теперь я хочу к ней съездить, чтобы попрощаться. Для себя. Потому что ее уже нет. Но она бы хотела, чтобы я приехала и попрощалась. Девочки любят пафосные жесты, особенно молодые. Для нее и для своих воспоминаний о ней. Вот почему я поеду туда.
Я сказала все это совершенно спокойно. Мама молча налила мне кофе, потом посмотрела на Толика, щелкавшего зажигалкой.
— Что? — спросил он, невнятно из-за сигареты, зажатой в зубах.
— То, — сказала мама веско и, кажется, они друг друга поняли.
Мама спросила меня:
— Налить тебе молока, малышка?
Я сказала:
— Да.
А мама сказала:
— И когда ты думаешь вылететь?
Я спросила:
— А как будет удобнее, чтобы попасть в Москву к утру двенадцатого?
— Мы подумаем, — ответила мама.
— А как попасть на Кузьминское кладбище?
— Возьми такси, — сказала мама. — Зачем тебе ехать на метро? Детка, ты уверена?
— Как никогда, — сказала я. — Не бойся, я взрослая. Я уже могу ездить не кладбища и не получать при этом психологических травм.
— Это нелегко и взрослому.
— Ну, — сказал Толик, налепив оладью на оладью и склеив их слоем сгущенки. — Жизнь ваще-то штука нелегкая. Но ниче.
Он сплюнул горящую сигарету в тарелку и вгрызся в оладьи. Я потрогала ногой его коленку под столом, и Толик довольно ухмыльнулся.
Мама сказала:
— Хорошо, малышка.
Тут лицо ее просияло, и мама поправилась:
— То есть, не малышка. Умница.
Мы с мамой пошли заказывать билеты, а Толик исчез куда-то, без мобильного и без обещания вернуться вовремя.