— О. Дядь Жень! Привет!
Дядя Женя только махнул на меня рукой.
Толик молчал непривычно долго, потом губы его расплылись в неестественной на редкость улыбке.
— Ну че, Жека, как жизнь молодая?
— Да все путем! — сказал дядя Женя, пропустив нас внутрь. Он широко и белозубо улыбался, так сияюще, что нельзя было отвести взгляд.
Сверкающие зубы, сверкающие глаза и заметные подергивания плеч. В детстве я думала, что дядя Женя чем-то болеет, потом полагала, что это от наркотиков. В итоге оказалось, что все-таки болеет. Папа сказал, что у него с детства какая-то неврология — едва заметные, но беспрестанные движения мышц, циклы напряжения и расслабления, на вид довольно жутенькие.
Но дядя Женя инвалидом не выглядел. Во всяком случае, татуировка "я убью тебя" не первое, что приходит в голову, когда думаешь об инвалидах.
В квартире было темно. Дядя Женя, видимо, недавно проснулся.
Выглядел он, правда, бодрым. Сонным я его никогда не заставала, всякий раз, открывая глаза, он вскакивал, словно ударенный током, искрящийся, безупречно энергичный.
В детстве, после того, как я перестала мечтать о Луне, мне еще некоторое время хотелось стать дядей Женей.
К сожалению, это было невозможно. Двух таковых не должно было существовать в этом сложном мире.
Он сказал:
— У тебя бывает, что ты просыпаешься уже бухой? В принципе, хорошо — бухать не надо, но все равно как-то странно. Ну неважно. Как там в тюрячке-то? Ты ж типа десять лет чалился, уж что-нибудь прикольное должно было произойти. Ну ладно, понимаю, ты не хочешь об этом говорить, не вопрос! Эй, Ритка, ты же вроде в курсах про всякое интересное? Как птицы летят на юг? Я лет пять назад где-то читал, что по магнитым полям они ориентируются. А это как ощущается?
— Не знаю, — сказала я. — Я не птица.
Дядя Женя пожал плечами, словно это было пусть и предсказуемо, но все-таки не слишком очевидно.
— Лады, тогда пошлите подбухнем. У меня остался рислинг какой-то там. Винище, короче, не знаю. Вроде нормальное. Но я не пил, это для девки было. Мет еще есть, но вы же не хотите, наверное. Или хотите?
— Господи, — сказала я.
Толик молчал. Дядю Женю это, впрочем, похоже совершенно не волновало.
В темноте мы прошли на кухню, мои глаза едва привыкли различать в черноте внятные силуэты, как вспыхнул ослепительный свет. Я зажмурилась. Дядя Женя сказал:
— Хавать-то будете?
— Есть йогурт? — спросила я. — Мы просто ели замороженный йогурт, теперь я не могу остановиться.
Дядя Женя открыл холодильник и огласил результат:
— Есть икра красная и краб.
Кухня была просторная, прекрасно отделанная, но ее портил беспорядок. На столешнице валялись женские трусы, стояла на конфорке пепельница, полная окурков, словно заготовка для какого-то странного блюда, пол был усеян крупинками какого-то белого порошка, на столе в беспорядке разлеглись части какого-то радиоприемника или еще чего-то подобного. По стеклу над натюрмортом под лампой, пробежала нервная трещина. Часы висели циферблатом к стене.
— Давай икру.
— Только хлеба нет.
— Тогда это бессмысленно.
Я села за стол, а Толик остался стоять у двери. Он выглядел каким-то совсем чужим и диковатым. Я помнила только один раз, когда Толик был таким, и он мне не понравился.
Может быть, нам и не стоит сталкиваться с нашим прошлым?
Дядя Женя поставил передо мной банку с икрой, причем не открытую, и вновь повернулся к Толику.
— Так что? Ничего не расскажешь нам тут прикольного?
Толик пожал плечами.
— А не было ниче прикольного.
— А что было тогда?
— Ниче не было. Одна сплошная шуньята.
— Это на фене?
— Не, — сказал Толик. — Это на санскрите.
— Блин, — сказал он. — Болливуд какой-то.
Я засмеялась, а дядя Женя пожал плечами, открыл холодильник, достал оттуда сигареты, взял с тарелки зажигалку и закурил.
— А что пить-то будем?
— Ну давай вина, — сказала я. — Мы сегодня были на похоронах.
— О, — оживился дядя Женя. — На чьих?
Толик молчал, я снова посмотрела на него, кивнула на стул рядом с собой, но Толик едва заметно мотнул головой.
Меня все это волновало, а вот дядю Женю — ничуть.
Он кинул Толику пачку сигарет.
— Дядь Толь, это тебя так тюрьма изменила? Я слышал, люди другие выходят.
Толик поймал пачку, выудил сигарету, закусил.
— Зажигалку мне дай.
— А, точняк.
Я сказала:
— Хоронили мою интернет-подружку.
— Умерла, потому что ты зануда?
— Заткнись, Женя.
— Вот потому и умерла. От такого-то обращения.