Селина всё же пересела в кресло, предварительно расстегнув куртку и бросив её на диван. Под курткой оказался мужской пуловер, очень старый и кое-где даже дырявый
— Господи. Я смотрю, европейские бутики не очень-то хорошие шмотки делают в этом году, — фыркнул Брюс.
Селина неопределённо пожала плечами. Развела руками даже. А потом, наградив его ужасающе долгим и пристальным взглядом, она вдруг сказала:
— Расскажи мне, что сейчас происходит в Готэме, — не попросила, скорее приказала она. Голос у неё был таким, будто она не будет терпеть возражений.
— Ничего нового, на самом деле. Начало ты застала. Марони, Фальконе и Пингвин грызутся за место под солнцем. В их разборках гибнут невинные люди. — Брюс порылся в журнальном столике и достал две банки томатного супа. Вскрыл их, поставил на утащенную снизу решётку для гриля и сунул в камин.
— Пингвин так быстро вырос, — заметила Селина, не отводя взгляд от огня. — Значит, он всем заправляет теперь?
Брюс взял кочергу и стал периодически поправлять поленья.
— Не совсем. Есть ещё четвёртая сила… И это, пожалуй, действительно кое-что новенькое. Хотя если ты поговоришь с комиссаром Гордоном, он расскажет тебе куда больше. — Брюс вытащил решётку, выждал немного, чтобы она остыла, и поставил на стол. — После твоего отъезда начали появляться первые серийные убийцы в костюмах, устраивающие целое цирковое представление из своего ремесла. — Брюс достал из кармана запасной шейный платок, завернул в него одну из банок и протянул Селине. — Город не очень-то процветает. Мэр — под мафией, больницы — под мафией, банки — под мафией. Улицы принадлежат психам. Иногда мне кажется даже, что… не знаю. Даже провидение тоже под мафией.
— Что за чушь. — Селина даже глаза закатила. Она взялась за банку, потрогала горячее дно кончиками пальцев и вздохнула. — Неужели никто ещё не заметил, что ты тут камин палишь?
— Конечно! Ведь у тебя полная улица соседей, — фыркнул в ответ Брюс, выуживая из бездонного кармана ложку.
Селина молчала какое-то время, потом отпила несколько раз из банки, покрутила её в руках, сняла с неё шарф.
— А как твоя жизнь изменилась за это время?
— Не расскажу, пока ты не расскажешь, — махнул ложкой Брюс. — А то ишь удумала. Вся такая загадочная, а я должен всё как на духу выложить? Ну уж нет. Ты первая. — Он опять шумно прихлебнул.
Селина закатила глаза, размышляя над чем-то, потом вдруг привстала и задрала свитер и футболку под ним, показав уродливо исполосованный живот. Брюс от неожиданности чуть не выронил банку. Что это за студенчество в Европе такое у неё было-то.
— Это мне диктатор из Ганы оставил подарочек, — сказала Селина. — Из Демократической республики, конечно же. Мне продолжать? У меня ещё много увлекательных историй.
— Попробуй.
— Полярники в Сибири рассказали мне, как получать из мочи…
— Знаешь, хватит. — Брюс чуть вскинул руки, будто сдаваясь. — Я понял. Ты там какое-то обучение прошла. Круче, чем в армии. — Он покачал головой и помолчал. — Но в Готэм ты зря вернулась.
— Твоя очередь, — холодно заметила Селина. Почему-то Брюс только сейчас стал замечать какие-то старые привычки и движения, прикрытые резкостью и грубостью. Даже сейчас, держа в исцарапанных руках с поломанными ногтями банку с томатным супом, как бомж последний, она выглядела как чопорная наследница богатой семьи. И как ей это только удавалось.
Брюс вздохнул. Отложил ложку и залпом допил суп, швырнул банку в корзину, которую специально держал рядышком, и замер, опершись локтями о колени.
Ему хотелось, чтобы она уехала. Рассказывать о себе же — не хотелось вовсе.
***
Селина ждала. Она болтала томатную жидкость, раздумывая, допивать ли. Голод давал о себе знать, но она умела его переносить. Томатный суп вызывал какие-то странные ассоциации с бездомными, и, опустошив банку до половины, Селина вдруг подумала, что Брюс мог бы отдать этот суп кому-то, кто нуждается куда больше, чем блудная дочка миллиардеров. А он отдал ей. Почему? Зачем?
Она подняла взгляд и посмотрела на Брюса. Он стал ещё шире в плечах. Ещё выше. Но он был таким гибким и тихим, как кот. Может, если бы он знал, что в доме люди, если бы решил затаиться, даже её новообретённые навыки не помогли бы его обнаружить.
— Расскажи мне о себе, Брюс, — повторила Селина. — Брюс?
— Селина, я… — Брюс обернулся. — Не хочу. Ты захочешь помочь, будешь пытаться что-то сделать, а я не хочу этого.
— Почему? Я ведь приехала именно для этого. Забрать бразды правления компанией, расширить сеть бесплатных клиник, открыть приюты для бездомных, центры адаптации под… — Она умолкла, встретившись с Брюсом взглядом. Он смотрел на неё устало и разочарованно.
— Твой лучший шанс помочь, Селина, был таким: тебе надо было остаться в Европе. — Он поднялся и принялся неловко наворачивать круги вокруг кресел. Иногда он поднимал с пола кочергу и поправлял деревяшки в камине. — Ты знаешь, что все клиники, открытые компанией твоих родителей, теперь платные? — Он вскинул голову и посмотрел Селине в глаза. Селина застыла. Этот взгляд, полный тревоги и мольбы, пробирал до дрожи.
— Что? — Она нахмурилась. — Я… Я это исправлю.
— И тогда к тебе придёт мафия. Кто первый добежит. А остальные будут громить твои клиники, чтобы не дай боже конкуренту не досталось больше взяток, чем им.
— Я буду спонсировать полицию. Я давно думала над этим… — начала Селина. Она поставила банку у кресла и собралась объяснить Брюсу, что придумала, какой проект разработала по приструнению преступности.
Но он не дал ей договорить.
— Тебя убьют, Селина. Тебя убьют рано или поздно. Потому что ты богатая. А если ты станешь влиятельной, тебя убьют тем более. Не лезь в дела Готэма. Тут ничего не исправишь, раздавая суп на улицах, устраивая благотворительные балы и открывая социальные центры для подростков. Твоих родителей убили за это. И тебя убьют точно так же. И ты точно так же будешь лежать посреди переулка в красивом платье и с рассыпавшимся жемчугом, и будет просто волшебно, если при этом тебя не убьют на глазах у твоего собственного ребёнка. — Брюс отбросил кочергу и метнулся к Селине, опёрся руками о подлокотники и подался вперёд, уткнувшись лбом в её лоб. — Единственный способ спасти этот город, Селина — это собрать собственную банду Робина Гуда и его весёлых друзей, — почти выкрикнул он. Селина бы сжалась, если бы крик не перестал пугать её ещё четыре года назад. — Кого-то, кого будут бояться, понимаешь? Но ты не можешь этого сделать, Селина. А то, что можешь, никому нахрен не упало! Поэтому если тебе дорога жизнь, забирай свои манатки и сваливай отсюда! — Он вдруг запнулся и, вместо того, чтобы продолжить, подался вперёд и поцеловал её, снова, совсем не так, как когда они целовались в тринадцать, но почти как тогда, когда он целовал её на прощание. Отчаянно. Страстно.
Отстранившись, он взглянул на неё, мотнул головой и бросился к окну, перевалил через подоконник и был таков, прикрыв за собой раму. Селина так и осталась сидеть, просто глядя на тёмное звёздное небо, полная задумчивости и сомнений.
Неужели она не сможет ничего решить дипломатией? Неужели ей обязательно нужно решать всё силой? Но… как? Как можно заставить трепетать тех, кто не боится ни закона, ни правосудия?
Будто в ответ на её слова, в окно что-то ударилось несколько раз. Стекло треснуло, и Селина подняла взгляд, пытаясь найти источник шума.
В окно со всей силы билась комком черноты и когтей огромная летучая мышь
Селина застыла.
Она не собиралась уезжать из города. Она не собиралась отказываться от своих планов, но невзначай обронённая Брюсом идея была по-своему хороша.
Тем более, что Селина уже знала, как именно её воплотить.