Все эти желания охватывали Рэнда с такой силой, что ему становилось страшно. Что бы Кейт ни попросила дать ей или сделать, Рэнду хотелось ей услужить.
И в то же время он понимал, что звание герцогини Белдон накладывает на Кейт определенные обязанности, и был преисполнен решимости добиваться от нее их выполнения. Никаких хождений по городу без сопровождения, как она привыкла – беременные женщины вообще не выходят из дома, – никаких публичных выступлений и, естественно, никаких нелепых обвинений в проступках, которые, по ее мнению, он совершил.
Как, например, обвинений по поводу того, что он держит дома ценную коллекцию предметов из нефрита, а также несколько древнеримских и древнегреческих бюстов.
«Поверить не могу! – с негодованием заявила ему как-то Кейт, когда впервые увидела в шкафу изысканные китайские безделушки из нефрита. – Ты прячешь от людей такую красоту! Ты же знаешь, как я к этому отношусь, и ни словом об этом не обмолвился!»
Рэнд поймал себя на том, что ухмыляется.
«Именно потому, что знаю, я тебе ничего и не сказал».
«О! Ты меня с ума сведешь!»
«А ты меня. Когда родится наш сын, клянусь, я заставлю тебя заплатить мне за все бессонные ночи, которые у меня были по твоей милости из-за того, что ты больше со мной не спишь».
Кейт очень мило вспыхнула, и Рэнд в сотый раз подумал, что прикипел к ней душой. По правде говоря, он обожал ее, и это его пугало. Среди его знакомых не было никого – за исключением, пожалуй, Ника Уорринга, – кто чувствовал бы такую странную привязанность к собственной жене.
Отец наверняка высмеял бы его за это, назвал бы круглым идиотом.
«Женщина создана для того, чтобы ублажать мужчину и рожать ему сыновей. Это все, на что она годна, и каждый, кто об этом забывает, – не мужчина», – сказал бы он.
И то, какие чувства он испытывает к своему еще не родившемуся ребенку, тоже пугало Рэнда, не давало ему покоя. Он уже считал малыша равноправным членом семьи. Джонатан Рэндалл – они уже придумали имя мальчику, а Рэнд был уверен, что родится мальчик, – был для Рэнда настоящий, словно уже лежал наверху в детской. Крошечный темноволосый мальчуган – точная копия его самого. А может быть, мальчик родится веснушчатый, с огненно-рыжими волосами, как у его матери. Но каким бы он ни родился, он наверняка будет умным, как его мать, и сильным, как отец.
Рэнд улыбнулся, подумав о том, как было бы хорошо, если бы дом был полон детей. Но уже через секунду улыбка на его губах погасла.
О чем, черт подери, он только думает? Это женщины должны мечтать о детях, а не мужчины. Отец бы его убил за такие мысли.
– Рэнд? Это ты?
Из детской вышла Кейт и, подойдя к перилам лестницы, глянула вниз. Она улыбнулась ему радостной улыбкой, и Рэнд отчего-то почувствовал, как к горлу подступил комок. Какая же она красивая, даже сейчас, когда носит ребенка! Чистая кожа, яркий румянец на щеках. Никогда она еще не была настолько обворожительна.
– Может быть, поднимешься и поможешь мне выбрать материю для штор? Продавец говорит, что я выбрала слишком яркую, но я с ним не согласна. Ты бы мог помочь разрешить наш спор.
Рэнду очень хотелось это сделать. Он всегда прекрасно разбирался в материях и красках. Именно поэтому он так любил рисовать. С помощью красок воспроизвести мир таким, каким ты его видишь... Что может быть упоительнее? Он бы с наслаждением занимался этим в юности, если бы отец ему не запретил.
Взглянув на Кейт, Рэнд покачал головой.
– Боюсь, тебе придется обойтись без моей помощи. Я должен работать. Буду у себя в кабинете.
Рэнд говорил, конечно, правду. У него всегда было много дел, которые надлежало выполнять. Но в глубине души он понимал, что просто боится. Каждый день, проведенный рядом с Кейт, каждый час, каждую минуту он все больше и больше привязывался к ней. Ему казалось, что в отношении ее он становится необыкновенно мягкотелым и безвольным. Он ужасно боялся влюбиться в нее и чувствовал, что это уже происходит.
А этого Рэнд допустить не мог.
Из окна в Красной гостиной Кейт смотрела, как муж работает вместе с садовником над устройством зимнего сада.
«Давно пора было им заняться, – сообщил он Кейт вчера вечером за ужином. Ужин был единственным совместным времяпрепровождением, на которое она точно могла рассчитывать. – Но мне каждый год хочется сделать что-то по-новому, а поскольку я уезжал и никаких инструкций садовнику не оставил, он решил ничего не делать самостоятельно, а просто дождаться моего возвращения».
Садоводство, равно как поэзия и изучение пернатых, было одним из занятий, к которым Рэнд проявлял интерес, хотя ни за что бы в этом не признался. Кейт его к этому и не принуждала. Она лишь одобрительно улыбнулась, когда Рэнд упомянул, что приказал подстричь живую изгородь, придав ей форму леопарда вместо той, что была раньше, – медведя. Кейт попросила его ненадолго прерваться и пообедать с ней, но Рэнд отказался. И ей стало грустно при мысли о том, что в последнее время он делает это слишком часто.
Она попыталась уговорить себя, что не должна принимать это близко к сердцу. Она же знает, как он занят. После приезда в Белдон-Холл Кейт с удивлением обнаружила, что герцоги, оказывается, работают не покладая рук. Нужно было вести дела многочисленных поместий; кроме того, было немало людей, существование которых целиком и полностью зависело от Рэнда. А он был из тех, кто серьезно относится к своим обязанностям.
Однако Кейт подозревала, что в последнее время не только обязанности держат его подальше от нее.
Похоже, Рэнд намеренно ее избегал. Он перестал заниматься с ней любовью, хотя врач уверял, что их половая жизнь не причинит ребенку никакого вреда, а по вечерам запирался в своем кабинете, хотя раньше постоянно играл с Кейт в карты или в шашки.
Кейт не понимала, что случилось, но подозревала, что всему виной ее беременность. Похоже, Рэнд перестал испытывать к ней влечение. Сам он, естественно, этого не говорил, наоборот, частенько делал ей комплименты, говоря, что она отлично выглядит, но Кейт ему не слишком верила.
И теперь она стояла у окна и наблюдала за Рэндом. Вот он вышел из сада, похоже, закончив работу, и направился к конюшням. Стоял чудесный осенний денек, ясный и солнечный. По небу плыли редкие легкие облака, дул свежий ветерок. Наверное, Рэнд отправился кататься верхом, решила Кейт. А может быть, собрался проведать кого-то из своих арендаторов. Как ни хотелось Кейт составить ему компанию, она не могла этого сделать. Сейчас, будучи уже на седьмом месяце беременности, она вынуждена было отказаться от такой роскоши, как верховая езда.
Но она не обязана сиднем сидеть дома, раздраженно подумала Кейт, и прогулка наверняка пойдет ей только на пользу. Взяв из спальни кашемировую шаль, она вышла из дома и направилась к небольшому извилистому ручью, протекавшему неподалеку среди невысоких холмов.
Ветер оказался сильнее, чем она предполагала, и тотчас же растрепал ей волосы, а солнце, лучи которого просачивались сквозь голые ветви деревьев, нещадно припекало. Нужно было надеть шляпу, мелькнула в голове у Кейт мысль, но она тотчас же отбросила ее. Наплевать ей на то, что герцогине неприлично иметь покрытую веснушками кожу. Она и так уже слишком часто поступала так, как хочет Рэнд. Она такая, какая есть, и ему нужно было подумать об этом, прежде чем жениться на ней.
Поднявшись на небольшой холм, Кейт с удивлением заметила стоявшего спиной к дому Рэнда. Перед ним был трехногий мольберт, а в руке он держал палитру с яркими акварельными красками. Рэнд рисовал очаровательный пейзаж: на переднем плане рощица, между деревьями протекает чистый, прозрачный ручеек.