Энн с улыбкой взглянула на Джеймса.
Официант убрал со стола и вкатил на тележке жаркое из молодого барашка в безукоризненных бумажных оборочках. Харви тут же принялся с большим интересом изучать их, не переставая при этом болтать.
— Но ты молодец, что позвонила мне в Монте-Карло, дорогая. Знаешь, я на самом деле думал, что помру. Джеймс, вы не поверите: у меня из желчного пузыря вынули камень величиной с бейсбольный мяч. Повезло ещё, что операцию проводил сам Уайли Баркер, один из величайших хирургов мира, личный хирург президента США. Он спас мне жизнь.
Харви тут же вытащил рубашку из брюк и продемонстрировал десятисантиметровый шрам поперёк живота.
— Ну, что вы об этом думаете?
— Вам крупно повезло.
— Как можно, папа! Мы же обедаем.
— Не суетись, милая. Думаю, Джеймс не в первый раз видит мужской живот.
«Именно этот живот не в первый — точно», — подумал Джеймс.
Харви запихнул рубашку в брюки и продолжал:
— В любом случае ты умница, что позвонила мне. — Он наклонился к дочери и погладил её руку. — А я был послушным мальчиком и последовал твоему совету — оставил доктора Баркера ещё на неделю — на случай осложнения. Ты знаешь, какие деньги эти доктора…
Джеймс уронил бокал с вином. Кларет разлился красным пятном по столу.
— Джеймс, с вами все в порядке?
— Да, сэр.
Джеймс посмотрел на Энн с молчаливым упрёком. Харви был невозмутим:
— Поменяйте скатерть и принесите ещё вина для лорда Бригсли.
Официант открыл бутылку кларета, а Джеймс решил, что настало и его время немного пошутить. Энн смеялась над ним целых три месяца, почему бы теперь ему немного не подразнить её, если Харви предоставит такую возможность? А тот всё продолжал болтать:
— Джеймс, а вы интересуетесь скачками?
— Да, сэр, и я очень порадовался вашей победе в заезде на Приз короля Георга Шестого и королевы Елизаветы. По многим причинам, которых, кстати, даже больше, чем вы можете вообразить.
Пока официанты перестилали скатерть, Энн sottovoice[46] сказала Джеймсу:
— Дорогой, постарайся не умничать — он не так глуп, как кажется.
— Ну и что вы думаете о ней?
— Простите, сэр, о ком?
— О Розали.
— Потрясающая! Я поставил на неё по пять фунтов за пробег.
— Да-а, для меня это большое событие. Жаль, дочка, что ты пропустила его. Ты могла познакомиться с королевой и с ещё одним приятным человеком — профессором Портером из Оксфордского университета.
— С профессором Портером? — переспросил Джеймс, наклонившись к самому бокалу.
— Да, с профессором Портером, Джеймс. Вы его знаете?
— Нет, сэр, по-моему, нет. А это случайно не тот профессор, что получил Нобелевскую премию?
— Ну конечно, он самый! Он устроил мне в Оксфорде грандиозный приём. Мне так понравилось, что в конце того дня я подарил университету чек на 250 000 долларов на какие-то там исследования, но, по сути, просто так — чтобы доставить удовольствие этому профессору.
— Папа, но ведь ты говорил, что пообещал никому не рассказывать об этом.
— Да, конечно, но ведь теперь Джеймс — член семьи.
— А почему вы не можете больше никому рассказывать, сэр?
— О-о, это долгая история, Джеймс, но для меня это большая честь. Понимаете, Джеймс, я вам сугубо доверительно рассказываю, но я был гостем профессора Портера на «Энкении». Был на ленче в Олд-Соулз-колледже с Гарри[47] Макмилланом, вашим дорогим бывшим премьер-министром, затем посетил «Гарден-Парти», а потом встречался с вице-канцлером в его личном кабинете. Там же были и университетские секретарь и казначей. А вы, Джеймс, бывали в Оксфорде?
— Да, сэр, в «Доме».
— В доме? — переспросил Харви.
— В Крайстчерч-колледже, сэр.
— Мне, наверное, никогда не понять этот Оксфорд.
— Боюсь что да, сэр.
— Ты забыл, что называешь меня Харви. Ну так вот, как я уже сказал, мы все встретились в Кларендоне, и они все заикались и запинались, за исключением одного забавного старикана, которому было лет девяносто, не меньше. Дело в том, что они просто не знали, как подойти к миллионеру и попросить у него денег. Вот мне и пришлось вывести их из затруднительного положения и взять дело в свои руки. Они бы так всё время и проболтали о своём любимом Оксфорде, поэтому пришлось заставить их замолчать, выписав им чек на 250 000 долларов.
— Щедро, Харви.
— Да если б этот старикан попросил, я бы дал и все 500 000. Джеймс, ты совсем белый! Как ты себя чувствуешь?
— Простите. Я в полном порядке. Просто заслушался вашим рассказом об Оксфорде.
— Папа, — вмешалась Энн, — ну ты же пообещал вице-канцлеру, что никогда никому не расскажешь про этот дар, символизирующий связь между тобой и университетом!
— Надеюсь, что осенью, когда буду открывать в Гарварде новую библиотеку Меткафа, я явлюсь туда в мантии.
— О нет, сэр, — заикаясь, торопливо сказал Джеймс, — это не тот случай. Мантию, полученную в Оксфорде, можно носить только там, да и то только на ритуальных событиях.
— Жалко. Но я уже выучил, какие вы, англичане, педанты, когда дело касается этикета. Кстати, давайте-ка обсудим вашу свадьбу. Вы, наверное, оба захотите жить в Англии?
— Да уж, папа. Но мы будем приезжать к вам каждый год, а во время твоей ежегодной поездки в Европу ты будешь бывать у нас.
Официанты в очередной раз убрали посуду и появились с любимой клубникой Харви. Энн попыталась перевести разговор ка домашние темы, чтобы отец перестал возвращаться к воспоминаниям о двух последних месяцах. А он старался снова и снова вернуть разговор именно к этому предмету.
— Кофе или ликёр, сэр?
— Нет, спасибо, — ответил Харви. — Просто чек. Розали, по-моему, мы можем выпить и в моих апартаментах в «Клэриджис»? У меня есть для вас сюрприз.
— Жду не дождусь, папуля. Я так люблю сюрпризы. А как ты, Джеймс?
— Обычно люблю, но вроде на сегодня сюрпризов больше чем достаточно.
Джеймс отправился поставить «альфа-ромео» в гараж «Клэриджис», давая Энн возможность на несколько минут остаться наедине с отцом. Они шли под руку по Керзон-стрит.
— Папа, правда, он чудесный?
— Да, хороший парень. Поначалу он показался мне не слишком толковым, но постепенно за обедом он стал более нормальным. Ты только представь: моя маленькая девочка станет настоящей английской леди. Твоя мама прыгает от радости, а я ещё рад, что мы забыли о нашей глупой ссоре.
— Ты мне очень помог, папа.
— Как? — удивился Харви.
— Знаешь, за эти последние недели я о многом передумала и, по-моему, поняла все, что тогда произошло. А теперь скажи, что это за маленький сюрприз?
— Сейчас ты все увидишь сама, моя милая. Это мой свадебный подарок вам.
Джеймс догнал их у входа в «Клэриджис». По лицу Энн он понял, что Харви одобрил их свадьбу.
— Добрый вечер, сэр. Добрый вечер, милорд.
— Привет, Альберт. Организуй нам кофе и бутылку «Реми Мартен» ко мне в номер.
— Сию минуту, сэр.
Джеймсу никогда раньше не приходилось видеть королевский люкс. Из маленькой прихожей справа была видна огромная спальня, а слева — гостиная. Харви сразу провёл их в гостиную.
— Дети, сейчас вы увидите мой свадебный подарок вам.
Он театральным жестом распахнул дверь. Прямо перед ними на стене висела картина Ван Гога. Джеймс и Энн уставились на неё, вытаращив глаза и совершенно потеряв дар речи.
— Я вот точно так же смотрел на неё, когда увидел в первый раз, — сказал Харви. — Тоже не мог вымолвить ни слова.
— Папочка, — Энн проглотила комок в горле, — это же Ван Гог. Ты же всегда хотел иметь Ван Гога. Ты столько лет мечтал купить его картину. Нет, сейчас я не могу лишить тебя этой ценности. Мне даже страшно подумать, что у меня в доме будет нечто такое и к тому же без охраны. Подумай, чем ты рискуешь! У нас же нет такой охраны, как у тебя, — заикаясь, продолжала Энн. — Нельзя, чтобы ты жертвовал гордостью своей коллекции, правда, Джеймс?
— Я совершенно согласен с Энн, — с чувством произнёс Джеймс. — Если этот шедевр будет у нас дома, я перестану спать по ночам.