– Я собираюсь в Москву, – сообщил Марек.
– У тебя дела?
– Да.
– Какие?
– Ты.
– И все?
– И все.
Алла молчала. Она испугалась.
– У меня билет на третье, – прокричал Марек. – Я прилечу и позвоню.
– Что?
– Прилечу третьего. И позвоню.
– У меня сын…
– А у меня два. И что? Дети – это отдельные люди. У них своя жизнь, а у нас своя.
Алла молчала.
– Я пробовал без тебя жить. У меня не получается…
В комнату вперся Михайло. Говорить стало невозможно.
– Ты слышишь? – крикнул Марек. – У меня не получается без тебя…
Алла положила трубку.
– Кто это? – спросил Михайло.
– Ты не знаешь.
– А что у тебя рожа перекошенная?
– Не рожа, а лицо, – поправила Алла.
Пошла на кухню. Ее ждала картошка. Наткнулась глазами на зеркало, в нем на секунду отразилось ее лицо. Рожа действительно оказалась перекошенной.
До третьего мая оставалась неделя.
Всю эту неделю Алла разговаривала сама с собой.
Марек – это счастье. Счастья хочется. Она и ходила бы по земле иначе. Иначе бы ставила ногу и смотрела вперед иначе. Возле нее лучший из лучших, а она – его выбор. Значит, и она, Алла, чего-то стоит. Иное видение себя. Не МНС (младший научный сотрудник), а королева. Новые друзья плюс к старым. Новый облик. И новый ребенок – сын или дочка. Вся жизнь – с чистого листа.
А как же Славочка? Если Мареку плевать на собственных сыновей, то что говорить о чужом? Он будет его просто игнорировать. Значит, Алла будет погружаться в море любви, а ее сын плакать по ночам в подушку?
Можно оставить Славочку с отцом, а самой отвалить в Варшаву. Но это такое унижение для брошенной семьи. Славочка воспримет ее уход как предательство, и будет прав. Да и что такое Алла без сына? Сирота.
В результате – как ни кинь: если ей с Мареком хорошо, ее семье – плохо. И наоборот. Повторялась ситуация: жертва – палач. Алла должна стать либо жертвой, заложницей семьи. Либо хищницей: напиться чужой кровью и пойти по головам.
Настало третье мая. Вторник. В восемь утра раздался телефонный звонок. Алла медлила. Телефон звонил.
– Подойди! – крикнул Михайло.
Алла медлила.
Телефон замолчал и зазвонил снова. Михайло снял трубку.
– У телефона…
Алла ненавидела эту форму обращения.
– Говорите! – потребовал Михайло. Подождал и вернул трубку на рычаг. – Молчат. Тебя, наверное… Твои любовники.
– Почему меня? Может быть, Славика.
Светка Макарова имела обыкновение трезвонить по утрам, чтобы вместе встретить новый день. Приучала Славика к себе.
Алла оделась и ушла на работу.
Она знала, что если услышит Марека, обязательно встретится. А если встретится – уедет с ним. Не устоит.
Михайло надоел до ноздрей. Никчемушник. Не Ломоносов, отнюдь. Таскает с помоек всякие железки и деревяшки. Весь двор захламил. И все, что он создает: забор или ворота – все имеет какой-то помоечный, непородистый почерк, НЕИНТЕРЕСНО – вот главное слово, определяющее ее жизнь возле Михайлы.
Алла пришла на работу.
Все отвратительно. Историю крутят, как велосипед: куда хочу, туда верчу. То Бухарин – враг, то Бухарин – друг. Бедный Бухарин. Такой молодой, умница, ясное лицо. Юная жена с крошечным ребенком. Можно себе представить чувства Бухарина, который летел в пропасть и увлекал за собой самых любимых и беззащитных и ничего, ничего не мог сделать. Апокалипсис.
Тетка Галина небось орала в первых рядах: «Враг народа», «Стрелять как бешеных собак».
Остался бы Бухарин жив, Алла узнала бы его адрес, поехала к нему домой и извинилась за тетку. Но Бухарина нет, и тетки нет. Есть только Алла, которая пишет фальшивые учебники.
До перестройки было далеко. Время покаяния еще не пришло. Да и потом не покаялись. Просто признали факт: Бухарин невиновен. И все.
Где-то трезвонил Марек каждые десять минут. Откуда он звонил?
Из номера гостиницы? Из автомата?
Вошел завотделом. Стал придираться, размахивать руками – старый, высокий, костистый и вдобавок – дурак.
Старый – не значит умный. Есть умные молодые и старые дураки. Жизненный опыт ни при чем.
Алла – вся на нерве. Ей много не надо было. Она не пожелала терпеть замечания в свой адрес. Выскочила из-за стола и возопила как иерихонская труба. Несчастный старик оторопел. Он не знал, что все дело в Мареке. Откуда ему знать? Он решил, что все дело в неуважении, неподчинении, нарушении субординации. Алла – паршивая овца, которая может перепортить все стадо. Вон! Вон из коллектива! Сию же секунду! С волчьим билетом. Никуда! Никогда!
Завотделом стал багровый как свекла. И вдруг рухнул прямо на Аллу – она стояла напротив. Сбил ее с ног.