…это была жуткая, изнуряющая борьба на земле и под землёй, в развалинах и подвалах, в канавах большого города, в его индустриальных кварталах…
Танки карабкались через горы мусора и обломки, скрежеща, пробираясь через чудовищно разрушенные заводские цеха, стреляя с ближних дистанций вдоль заваленных улиц и тесных заводских дворов. Иной бронированный колосс вдруг сотрясался и разваливался на части под грохот детонирующей вражеской мины. Но всё это можно было перенести.
Дальше же был глубокий, как бездонное ущелье, круто обрывающийся к реке волжский берег, здесь разгорались самые ожесточённые схватки…
Красиво излагают, сволочи. Но пора уходить. Мы исчезаем во тьме.
— Без языка дело дохлое. Где наши, кто знает?
Внезапно из-под земли раздаётся детский голос. Олег подпрыгивает от неожиданности, а мы все хватаемся за оружие.
— Дяденьки, вы русские?
— Русские, сынок. Не знаешь, где наши?
— На Рынке собираются. И на Спартановке. Вам туда бы надо, дяденьки.
Татьяна неожиданно хихикает:
— Да знаешь, малыш, сами мы не местные…
— Идите, дяденьки и тётенька отсюда вон к тому огню. И держитесь так, чтобы он у вас всё время по правому боку был. Как раз на рынок и выйдете.
— А может, проводишь?
— Не, дяденьки. Боюсь. У меня сестра за зерном на элеватор ползала, так её снайпер убил. Я у мамки один остался. Если и меня убьют, она этого не переживёт… Так что уж вы сами, дяденьки и тётенька…
Голос исчезает. Делать нечего, придётся рисковать и последовать советам неизвестного сталинградского пацана. Двигаемся, как привыкли. Впереди Олег с пулемётом, мы по бокам с автоматами. Татьяна за широкой спиной Сабича, замыкают нашу группу остальные двое членов экипажа. Пока всё без осложнений. Внезапно навстречу нам выходят двое немцев, но они не успевают ничего сообразить, как в их телах уже торчат наши ножи. Всё-таки опыт сказывается. Но это радует, поскольку враги явно были в боевом охранении. Оба при полном вооружении. Через несколько шагов натыкаемся на ход сообщения, ведущий в глубину обороны.
— Идём?
— Идём, товарищ майор.
На этот раз я первый, с трофейным «МГ» наперевес. Иду по ходу, негромко повторяя: дорога, дорога, дорога. Это слово значит, что идёт русский человек. Сколько бы немец его не пытался произнести, получается «тарока». На этом и засыпались. Дорога. Дорога. Дорога…
— Стой, кто идёт?!
— Свои!
— Пароль!
— Не знаю я пароля. Позови старшего.
— Сколько вас?
— Пятеро. Танкисты. С «Баррикад».
— Танкисты, говоришь? А может, если ты танкёр, то и Столярова знаешь?
Мне становиться смешно. Чего — чего, а то, что моя фамилия станет паролем — не мог себе представить.
— Вообще то знаю. Я это.
— Врёшь!
— Майор Столяров. Александр Николаевич. Собственной персоной. И со мной экипаж: Власов, Сабич, Лискович, Лютикова.
— Блондинка?
— Я тебе дам, блондинка!
— Проходите, ребята! Это проверка была.
Мы торопливо проскакиваем чуть дальше по ходу и, наконец, оказываемся в траншее. Нас встречают бойцы. Не знал, что стал чуть ли не сталинградской легендой… Ну, не легендой, но известным человеком… Нас ведут вглубь позиции, и вскоре мы оказываемся в каком-то подвале. На сколоченном из досок столе в свете коптящей «катюши» разложена карта. Над ней склонился средних лет полковник. При виде меня он выпрямляется и устало говорит:
— Полковник Горохов. А вы кто?
— Майор Столяров. Вышел со своим экипажем из окружения на «Баррикадах».
Он подхватывает.
— И попал в новое. Отрезаны мы тут, майор. Держим круговую оборону. Но зато есть связь с тем берегом, и народу у нас хватает. Почти семь тысяч человек. Так что драться — можно.
— И нужно.
Мы оба склоняемся над картой…
Глава 38
— Товарищ капитан Столяров! Вас командир полка вызывает, срочно!
Рассыльный топтался на пороге избы. Владимир, недоумевая, оторвался от книги — полётов не предвиделось, из-за отсутствия погоды. В эскадрилье всё было в порядке, да и вообще — личное время по Уставу. Но раз вызывают… Может, завтра вылет? Он быстро оделся и нахлобучив поглубже шапку пошёл вслед за бойцом. Погода стояла пасмурная. Низкие облака сгущали декабрьский сумрак ещё больше. Где-то за тучами пряталась луна, а о звёздах и говорить нечего: в такую погоду их при всём желании не увидишь. Снег повизгивал под подошвами унтов, что предвещало усиление мороза. Впрочем, они и так стояли непривычно долго. Уже вторую неделю столбик термометра не поднимался выше отметки минус тридцать градусов. Механики и заправщики ходили постоянно с обмороженными растопыренными руками, часовых меняли в два раза чаще, и то бойцы промерзали до костей. «Мда… А какого сейчас немцам?» Усмехнулся капитан про себя…
— Товарищ подполковник! Капитан Столяров по вашему приказанию прибыл!
Медведев радушно улыбнулся. За время пребывания в полку Столяров доказал, что не зря носит свои погоны. Впрочем, как и награды. Ледок отчуждения к кадровому командиру быстро растаял.
— Присаживайся, майор. Будем чай пить! По такому случаю.
— Не понял, товарищ подполковник…
— Не понял он! Ха-ха-ха…
Раскатился басовитым смехом подполковник и повторил:
— Не понял он! Радуйся, майор! Нашло тебя, наконец, твоё звание. Ты зимой под Москвой воевал?
— Так точно, было дело.
— В 38 — м ШАП?
— Да, товарищ комполка.
— Блин, ну, строевик чёртов! Фёдор Иваныч я. Как Шаляпин! Понял?
— Так точно, товарищ подполковник Фёдор Иваныч!
Медведев было нахмурился, но заметил, что Владимир улыбается. Фыркнул и сам рассмеялся вновь.
— Командир твоего полка представил бумаги на звание майора. Да видишь, вот только сейчас всё устаканилось. Так что, меняй знаки различия, а впрочем, слушай новость — скоро погоны будут.
— Как? Погоны?
— А вот так! Погоны вместо петлиц. Во всём мире погоны, и нам скоро Европу освобождать. Хватит, поляки насмеялись над нашими во время Освободительного похода…