— Ладно, вы тут отдыхайте пока, а я пойду делами займусь, — сказал Джош, проводив хозяина взглядом.
— Какими? — спросил Пол.
— Всякими, — отрезал стрелок, подхватил ведро и последовал за хозяином, плотно прикрыв за собой дверь.
Спустившись по лестнице и пройдя через пустой заброшенный холл, он вышел на улицу.
Моросил скучный дождь. Небо, затянутое облаками, тягуче плыло куда-то за горизонт. Порой сквозь тянущуюся серую пелену проглядывало тусклое пятно солнца.
Джош прошелся вокруг дома, остановился напротив южной стены, отыскал окно комнаты, которую они сняли. Прикинул что-то в уме, хмыкнул. Заглянул в сарай. Под навесом нашел дрова и топор. С удовольствием расколол пару чурбаков, сложил дрова в кучку. За домом наткнулся на замшелый сруб колодца, перегнулся через скользкий край, увидел далеко внизу черную словно смоль воду, услышал ровный звонкий гул, идущий из глубины. Не удержался, крикнул:
— Эй!
— Эй, — плеснулось эхо.
Размотав с ворота цепь, он прицепил ведро к ржавому карабину. Ворочая неудобным воротом, спустил ведро к воде, утопил, потом долго вытягивал — срывающиеся капли падали вниз и звонко били расходящуюся кругами черную воду. Вытаскивая ведро из дышащего гнилью колодца. Джош поскользнулся на раскисшей земле и едва не свалился в жерло сруба.
С водой он вернулся в комнату, поставил ведро на железную печку, потом принес дрова. Нащепав смолистой лучины, достал спички, быстро развел огонь. Уже через пару минут воздух в комнате накалился настолько, что пришлось открыть окно.
Пол спал, свесив левую руку, а правую положив на грудь. Смиф лежал на спине, заложив руки за голову и. бездумно разглядывая потолок, негромко мурлыкал какой-то несложный мотивчик. Обломок стрелы все еще торчал у него из бедра.
Джош поднял свой мешок, достал небольшой брусочек золота, положил в карман. Мешок затолкал под кровать.
— Эй! — окликнул его Смиф. — Я вижу.
— Это из моей доли, — успокоил его Джош.
— Но мы же еще не разделили.
— Почему ты такой жадный? Вроде бы совсем молодой…
— Я не жадный, просто хочу, чтобы все было по справедливости.
— Справедливость, — усмехнулся Джош, — это удобная иногда выдумка. В действительности ее не существует. Запомни это, парень, если хочешь стать настоящим стрелком.
— И все же пусть будет по-честному.
— Не переживай, твои деньги останутся при тебе. — Джош поправил портупею, вытащил револьверы, внимательно осмотрел их. Объявил: — Пойду за лекарем. Если вода закипит, сними.
— Ладно, — лениво отозвался Смиф.
— И постарайся не спать, все же здесь тридцать килограммов золота.
— Именно поэтому я еще не сплю, — сказал Смиф, высвободил из-под головы одну руку и показал револьвер. — Я наготове.
— Молодцом, парень, — подмигнул ему Джош и, улыбаясь, покинул комнату.
Он шел по улице, развернув плечи и высоко держа голову. Револьверы в кобурах мягко шлепали по бедрам, золотой брусок оттягивал карман. Безлюдная деревня словно затаила дыхание, исподтишка наблюдая за чужаком. Джош видел, как в темных окнах мелькают пятна лиц. Он видел, как колышутся занавески: за ним следили и словно бы чего-то ждали.
Он остановился перед лавкой. Прочитал объявление, потекшее чернильными ручейками:
“Мы работаем круглосуточно. Если заперто, стучите. Если не открывают, стучите громче”.
Усмехнувшись, Джош занес кулак,
“…стучите громче…”
Но постучать не успел — дверь сама распахнулась. За ней стоял приветливо улыбающийся румяный толстяк в мешковатой одежде, изрядно потертой, но чистой.
— Заходите, — сказал он, лучась счастьем.
Джош перешагнул порог.
Внутри было тесно, сумрачно и пыльно. Полки и стеллажи, забитые различными товарами, занимали почти все пространство комнаты. Проходы меж ними были так узки, что двигаться по ним можно было лишь боком, да и то с немалым трудом. Джош представил, как пробирается среди своего хозяйства этот румяный здоровяк, и хмыкнул.
— Что вас интересует? — спросил лавочник, улыбнувшись еще шире.
— Прежде всего порох, — сказал Джош.
— Сколько?
— Пятьдесят мер.
— Пороху осталось мало, но, думаю, мер сорок найду.
— Что еще?
— Карбид для горелки. И одежда: плащ, рубаха, штаны.
— Ткань, кожа?
— Штаны и рубашку из лучшей ткани, плащ конечно же кожаный.
— Это все у меня есть. Еще что-то?
— Свинец.
— Свинец кончился.
— Кончился? — Джош нахмурился.
— Да. Два дня назад.
— Пули?
— Нет.
— А патроны есть?
— Какого калибра?
— А какие есть?
— Никаких нет. — Улыбка толстяка чуть потускнела. Он, как мог, старался изобразить участие.
— Зачем же спрашивать?
— Привычка.
— Странная привычка для лавочника.
— Мне так не кажется. Что еще?
— Бинты и спирт.
— Это есть. Все?
Джош задумался, почесал в затылке. Вроде бы все.
— Все.
— Хорошо, сейчас принесу. — Здоровяк, втянув живот, проскользнул в щель меж стеллажей и исчез из вида. Только слышно было, как поскрипывают половицы под тяжестью его упитанного тела.
Джош огляделся.
На полках возле входа лежало всякое барахло: пыльные свертки материи, поеденные молью и мышами, какие-то круглые камни, возможно старые пушечные ядра, ржавые гнутые гвозди, стопки желтой бумаги, чьи-то истлевшие кости, вполне может быть, что человеческие… Основные ценности, видимо, находились в глубинах помещения, в лабиринте стеллажей. Узкие окна лавки были забраны коваными решетками, тяжелая дверь с внутренней стороны обшита медными листами и укреплена металлическими полосами. Прочный металлический засов не поддался бы и тарану.
— Чем будете платить? — В облаке пыли из-за стеллажей возник лавочник, бросил на маленький столик мешочек с порохом, свернутую одежду, бинты, кусок карбида, тщательно запеленутый в слюду. Аккуратно поставил пузырек со спиртом.
— Золотом.
— Золотом? — вздернул бровь лавочник. Джош достал слиток, вытащил нож. Отпилил щедрый кусок мягкого металла, протянул толстяку. Сказал: