Келлан поравнялся ко мной и некоторое время двигался рядом, а затем спросил неожиданно проникновенным тоном:
– Что случилось с твоими родителями?
– Несчастный случай, – вздохнула я. Спрашивать, откуда ему известно о моём сиротстве, не стала – наверняка ведь от Ректора. – Карета опрокинулась на горной дороге. Упала глубоко-глубоко в пропасть, даже маги тел не достали.
– Вот как... Соболезную.
– Спасибо, – отозвалась негромко и добавила, хотя раскрывать душу перед малознакомыми людьми никогда не любила. – Я долго не могла поверить, что их больше нет. Всё казалось, что они просто уехали в это своё путешествие, но скоро обязательно вернутся...
Келлан промолчал, закусил губу, отвернулся, и больше к теме гибели моих родителей мы не возвращались. И всё бы хорошо, но вампир, не иначе как по доброте душевной и от чистого клыкастого сердца, решил примерить на себя роль заботливого папочки – уж слишком часто я стала замечать на себе его внимательный взгляд. И разговоры пошли – мама не горюй! А ведь я всего-то поделилась с Халле мнением, что профиль Лиррэна (как, впрочем, и анфас) прекрасно смотрелся бы на чеканных монетах. Келлан мою реплику явно услышал, хоть длинными ушами не обладал и стоял в отдалении. И мало того, что расслышал, так ещё и сделал какие-то свои выводы, а тем же вечером подошёл серьёзно поговорить.
– Ты можешь подумать, что это не моё дело, – неловко переминаясь с ноги на ногу, начал он, глядя куда-то в сторону, – но Лиррэн не лучший объект для любви.
– Что? – опешила от неожиданных слов.
Такой темы беседы я точно не ожидала. Да и кто бы мог подумать, что глава отряда начнёт говорить о чём-то подобном. Наверное, выражение моего лица полностью отражало вертевшиеся в голове мысли, так что даже вампир смутился:
– Мне показалось, что ты очень часто на него смотришь...
– И?
– Ты молодая девушка, а он эльф. Девушки же всегда влюбляются в эльфов.
Брови непроизвольно взлетели вверх. Нет, Лиррэн, конечно, тот ещё красавчик, но влюбляться? Я же не глупенькая малолетка, воспитанная на романтических балладах, и понимаю, что человеческим девушкам (даже принцессам, как оказалось!) эльфы не светят. Если уж мечтать об интернациональной семье, то скорее с гномом. Тот характером наверняка будет получше, чем заносчивый беловолосый сноб, считающий людей существами второго сорта. И вообще, гномы очень хозяйственные и домовитые, и девушек любят повыше ростом, это всем известно.
– Я не влюблена в него, честно, – искренне заверила Келлана. – И даже не помышляла. Мне не пятнадцать, я давно переросла влюбленность в менестрелей и книжных героев.
– Но... Но он же эльф. – Ну, да. Трудно отрицать. Уши там, волосы, тембр мелодичный... – А ты девушка. – Да вы просто удивительно проницательны, господин Келлан! – На моей памяти все девушки влюбляются в эльфов. Тем более в Лиррэна!
– Ну, значит я уникальная, – небрежно пожала плечами и поспешила ретироваться, пока вампир не додумался до новых причин, по которым моё сердце должно трепетать от одного только взгляда на миндалевидный разрез глаз и острые уши.
Сбежала, не дождавшись того, как с губ Келлана сорвалось тихое:
– Да, уникальная. Бриллиант чистой воды.
***
Ранее, по книгам и чужим обрывочным рассказам, Приграничье представлялось мне эдаким оплотом нелюдей, сплошь заселённым эльфами, гномами, дриадами, орками и иже с ними. И я очень удивилась, замечая, что больше половины населения – обыкновенные люди, живущие обычной человеческой жизнью. Даже не полукровки! Почему они предпочли стагнирующее Приграничье развитой Ромэрии, где правам человека уделялось столько внимания? Где люди за одну и ту же работу получали больше, чем нелюди (которых ещё и редко брали куда-то на службу), где можно было чисто юридически почувствовать себя выше надменных эльфов и бить себя в грудь, хвалясь носом-картошкой как главным признаком чистокровности... Я попросту не видела бытовых отличий к лучшему, кроме разве что моря в шаговой доступности. Но ведь здесь жили не только рыбаки и моряки, но и ремесленники, торговцы, фермеры... жили бок о бок с нелюдьми и вполне довольствовались таким соседством.
В небольшой приморский посёлок с названием Тихие зори, спрятавшийся от ветра в уютной округлой бухте, мы пришли к вечеру, когда солнце, мазнув напоследок багрянцем по водной глади, уже занырнуло за горизонт. Посёлок с закатом будто уснул – редкие окна в домах горели неровным светом, но на стук никто не отзывался. Прохожих на улице также не наблюдалось.