– От кого вам потребовалась защита? – нахмурился Келлан.
– Люди, Кел, – пожаловался гном. – Они лишают нас работы, свободы. В Ромэрии нас расселили по резервациям, заклеймили, а затем ещё заставили закрепить цены на свою продукцию. Нет, ты представляешь – навесить ценники на каждый меч, ножик или доспехи! И работать согласно человеческим законам, продавая по указанной на нём цене. Да нас, гномов, просто лишили смысла жизни!
Я вытаращилась на Эрта, выглядевшего опечаленным сверх всякой меры, и упорно не могла понять – в чём вообще связь свободы, смысла жизни и ценников на товар? Здесь, к слову, ни на одной финтифлюшке цены указано не было. Больше на склад оружия похоже, чем на магазин, так что некоторые королевские законы вполне логичны, в отличие от гномьих умозаключений. И будь на купленном мече ценник, мужчинам не пришлось бы торговаться, перекрикивая друг друга – разве это неправильно?
К счастью, вопросы экономики и разницы менталитетов обсуждать мы не стали. Келлан распростился с Эртом, выразив желание встретиться и поговорить как-нибудь на днях, и мы покинули оружейную лавку и гномий квартал. По возвращению на постоялый двор вампир скрылся у себя, в категоричной форме приказав мне сидеть и не высовываться. Я, как послушная девушка, поначалу согласилась, но сидеть до глубокого вечера на постоялом дворе было скучно, и Халле предложила прогуляться на ярмарку, расположившуюся буквально у нас под окнами. Вот только глава отряда оказался категорически против:
– Никуда ты без меня не пойдёшь, – безапелляционно заявил Келлан, явно не собираясь составить нам компанию. Вампир сидел в своей комнате, методично полировал новенький меч и отрываться от столь важного занятия не имел ни малейшего желания. Как и отпускать нас одних. Вот ведь незадача, а?
Но я упорно не могла взять в толк, почему Келлан так нервничает. Утром же всё обошлось, меня не украли, да и Халле рядом куда лучший телохранитель, чем витающий в облаках эльф. Если бы Лиррэн не потерялся между рыночных рядов, меня бы и не вздумали похищать! Ну и зачем вообще упрямиться и что-то запрещать? Я же не одна на прогулку собралась, а с дриадой, но Келлан отчего-то ведёт себя как курица-несушка над обожаемым цыплёнком – того и гляди спрячет под своё крыло и не выпустит в опасный мир снаружи.
Может, у вампиров бывают «эти» дни? А что, какая-нибудь нехватка красных кровяных телец, вызывающая приступы тревожности. Гемоглобин, например, резко понизился, вот дрожь в голосе и проскальзывает. Ну не из-за меня же он волнуется, право слово?
В два голоса (и не без посильной помощи томного взгляда Рамирии, обращенного на вампира с кровати) мы с Халле всё-таки смогли убедить Келлана отпустить нас на пару часиков. Думаю, можно погулять и подольше – в компании соблазнительной златокудрой эльфийки время пролетит незаметно, до утра нас не хватятся.
Ярмарка раскинулась от самой площади, вытягиваясь щупальцами в стороны к узким улочкам и проулкам, как хтоническое чудище из энциклопедии вымерших тварей. А народу собралось – просто видимо-невидимо. Свистели флейты, бренчали гитары, где-то надрывался чей-то надломленный голос, поющий о любовной тоске...
Халле, попавшая в водоворот ярмарочных торговцев и лицедеев, преобразилась до неузнаваемости. Безостановочно улыбалась, смеялась, то и дело рвалась к лоткам с яркими украшениями и упорно тянула меня за собой примерить ту или иную вещицу. Не прошло и получаса, как дриада разжилась серьгами с янтарём, парочкой ароматных пирожков и плетёным поясом. И всё это – совершенно бесплатно, за одну лишь сияющую улыбку!
Я так не умела, да и утренние события не давали расслабиться, заставляя настороженно озираться по сторонам и нервно поводить плечами от смутного ощущения чужого взгляда в спину. Пару раз я даже оглянулась, но никого подозрительного в толпе не заметила.
Дриада между тем щебетала о девичьем, подстёгивая присоединиться к беседе и примерить вон те чудесные бусы и вон ту ажурную шляпку, но я отказывалась. Не столько из-за не желания, сколько из-за отсутствия свободных денег. Это Келлан запросто мог потратить целое состояние на меч, а я бежала из Школы налегке, без семейного банковского счета и документов на распоряжение наследством. И прежде безденежье особо не напоминало о себе, но сейчас откровенно удручало.
Яркие бусики, платьица и даже ворох артефактов я гордо обошла стороной, чтобы не облизываться понапрасну, и долгое время не получала ни малейшего удовольствия от прогулки по ярмарке. Но когда Халле подвела меня к рядам с эльфийскими товарами, настроение поднялось само собой: руки зажили своей жизнью, трогая нежнейший шелк и искусную вышивку, глаза забегали по сторонам, не в силах охватить всего многообразия представленных красот, с губ срывались самые изысканные комплименты мастерству швей и ювелиров. Палатки пестрели яркими красками – сочными, живыми, будто списанными у матушки-природы в погожий летний день. Наряды из тончайших тканей, выставленные на манекенах, напоминали расцветкой тропических бабочек, на выставку которых отец возил меня однажды в столичный дендрарий.