Помог я ей картонкой разбитую дверь закрыть, рассказал про закрытого дома Витьку. Перепирались маленько: я клялся, что заплачу, но после, а она мне «пакет спасения» подарить хотела. Но я – кремень, на своем настоял. Дождался я ее хозяев, пожилую пару из предместий столицы, и с чувством исполненного долга и удачно начавшейся интрижки удалился. Немного испортило общее приятное ощущение мимолетное воспоминание о Заре, но ведь она мне только в бреду является, так что имеются несомненные смягчающие обстоятельства.
Бегом кинулся к Витьке, донести «пакет спасения» теперь дело чести.
Пробежал я первые сто метров, как из подъезда слабо так: «Братан, бра-та-ан, постой». Мне бы пройти мимо, но ведь христиане мы, хотя кляну себя самого последними словами, а поделать ничего не могу – надо помочь. Захожу в подъезд, никого, только голос, что за напасть.
Прислушался, а голос из-за двери в подвал, дверь на замке. Ничего не пойму.
– Эй, ты как там очутился, чего орешь-то?
– Да менты гоняют, сюда и спрятался.
Вот тут я начал кой-чего понимать.
– А ты, сокол, часом, не ларек ли грабил?
За дверью примолкло, зашуршало, в щели показался пылающий ненавистью глаз.
– А-ааа, юные комсомольцы, помощники милиции пожаловали. Ну радуйся, гад, что я обрез потерял. А то бы…
– А то бы что? Застрелился бы с досады, что ли? Ты, дружок, где научился в людей оружием заряженным тыкать, а?! Потом обижаешься еще.
– Да я хотел, что б ты в ларек зашел, и все.
– Иди ты, и там бы ты мне водки бесплатной выдал и варенье «на завтра». Чего примолк, вот именно, что сам не знаешь, что бы ты с кентом своим решили. А я, значит, вот какой плохой, застрелить себя не дал, да еще и сбежал. А за то, что ты, говнюк, за мирными гражданами, нонкомбатантами бегаешь с обрезом наперевес, за тобой теперь дяди-милиционеры гоняются, и это прямо верх несправедливости – заплакать хочется. Эй, чего молчишь?
За дверью слышно было только сопение, но как-то низковато.
– Ты чего там – упал, что ли? Эгей.
А в ответ тишина. Вот что делать, ума не приложу, может, так молчит, а может, с ним случилось чего. Поди разбери. Дилемма, почище агни-йоговских задач.
Рерих пишет: к одному отшельнику явился враг рода человеческого и предложил ему святые дары. И получается: если возьмет отшельник дары – значит, сотрудничает с дьяволом, не возьмет – ценность святых даров приуменьшит. И тогда отшельник стал с молитвой на беса наступать и заставил его дары бросить и исчезнуть.
И у меня ситуация: какое мне дело до негодяя, который меня чуть не угробил. Но услышал его я, а если он и вправду там валяется без сознания, может, его милиционеры ранили, или я ему лампочку окончательно стряс[42], кто ему, кроме меня, поможет, то-то и оно, что некому.
Вот елы-палы, я что, «пакет спасения» до Витьки сегодня не донесу, что ли? Но, шалишь, если загнется этот малознакомый разбойник, значит, такая его судьба, а Виктора я спасти просто обязан, это же друг мой, и никогда в меня оружием не тыкал, даже в шутку. Решено, дал я себе обещание, что вернусь, и стремглав побежал исполнять свой долг.
Когда к дому подходил, обратил внимание на «шестерку» без номеров. Она стояла возле первого подъезда с работающим мотором, с погашенными фарами и габаритами. Очень подозрительный автомобиль, но хватит на сегодня полиции (милиции) помогать, «пакет спасения» надо до Витьки донести и отправиться к придурку, который на меня напал.
Но, как только я в подъезд зашел, сразу стало ясно, что планы придется скорректировать: ждали меня четверо гопников – мой давешний дружок с заплывшим глазом и трое его соратников. В профессиональной форме, как положено, спортивные костюмы, кожаные куртки, трое в кепках. В руках пистолеты и ножи, хоть сейчас в комиксы про опасности в городе. И под картинкой надпись: увидев в своем подъезде таких парнишек, паникуйте и сваливайте что есть мочи. Так я и поступил. Не вступая в разговоры, я метнул в них «пакет спасения» (прости Витек!), одновременно ногой закрывая дверь тамбура, и присел вниз, развернулся и с низкого старта выскочил из подъезда, издавая победное рычание: догнать меня – утопия. Но вдруг почувствовал резкую боль в ноге и увидел, как приближается к моему лицу серый асфальт, хотел выставить руки, но не успел – хорошую, видно, скорость набрал. Последнее, о чем подумалось: «А вот и пятый!» – и хлоп, отрубился.