Выбрать главу

Лили пришлось потянуться за бокалом, чтобы скрыть смущение, а Уорд все продолжал. Казалось, ему хотелось выговориться за многие годы молчания.

Я убедил отца ссудить мне значительный капитал и начал заниматься коммерцией, надо признаться, энергично и успешно; я целиком отдавался делам днем, а мой компаньон работает по утрам. Покончив с делами, я бываю на людях, но как только время приближалось к девяти или десяти, меня охватывает непреодолимое беспокойство, и я поспешно покидаю общество до следующего дня. Заметьте, Лилиан, я назначил ранний ужин – не хочу превратиться в дикаря прямо в столовой.

Друзья и знакомые предполагают, что я увлечен спортом. По сути, они не ошибаются в своем предположении, хотя ни один не догадывается, каким именно видом спорта: ночью в холмах Мельничной Долины я гоняюсь за койотами.

Лили покраснела, дав себе слово, что никогда не проболтается Уорду о своем шпионаже.

– Кстати, забавно – один капитан каботажного судна, рассказал мне, что не раз холодным зимним утром в проходе Рэкун во время прилива или в быстром течении между островами Козерога и Ангела он видел в нескольких милях от берега плывущего по волнам человека. Естественно, я ему не поверил.

На своей вилле, здесь, в Мельничной Долине я живу в полном уединении, если не считать Ли-Синга, он и повар, и доверенный. Он достаточно знает о моих странностях, но я ему хорошо плачу за то, чтобы он держал язык за зубами, и он научился молчать.

Уорд закончил, и на несколько минут в столовой повисла тишина. Лили отпила немного вина, готовясь дать ответ в соответствии с заключенным перед исповедью уговором. «Тут легко не отделаешься. Нельзя сказать, что у всех бывают свои странности, а особенно у богатых», – прикидывала Лили. Надо ему как-то намекнуть, что это ее вовсе не страшит, и покидать дом из-за такого пустяка, как вторая первобытная личность, она не намерена. Хорошо бы выдать что-нибудь умное, но откуда же это умное взять.

– Сэр… – начала Лили.

Уорд поднял на нее глаза, и это в некоторой степени осложнило ситуацию. Собравшись с духом Лили продолжила:

– Вы мне нравитесь, ну то есть обе ваших личности. Это так захватывающе и, пожалуй, это лучшее, что случалось со мной со времени, когда был жив мой отец. – Черт! Про отца можно было и не упоминать, а то подумает еще, что для меня он папочка, на которого я хочу взвалить заботу о себе любимой.

Но сказанное, видно, произвело на мистера Уорда «правильное» впечатление:

– Лилиан, Вы хотите остаться здесь, в этом доме? – после небольшой паузы спросил он.

– А Вы, хотите, чтобы я осталась? – сделав ударение на столь желанном для нее хотении хозяина дома, тихим голосом задала встречный вопрос Лили.

– Да – хочу. Без обязательств, без обязанностей, без условий. Как вам такой вариант?

«Что, интересно, он имеет в виду: я не обязана выходить в сад каждую ночь? Или не могу рассчитывать на большее, чем положение любовницы ни сейчас, ни в будущем? Так мне пока хватит и этого», – подумала Лили. Его мужественность, фигура атлета, жесткое лицо, манера говорить прямо, сдерживаемое звериное начало – все это влекло ее, она таяла: «Господи, жить с таким человеком – это головокружительное приключение. Как мне повезло, как мне повезло!»

– Я рада, сэр, что все так сложилось. Я хочу остаться… И я не боюсь, – мягко добавила Лили, приправляя эмоциями обычное человеческое, но все-таки неприлично практичное, желание жить с комфортом.

– Я рад, Лилиан, что все так сложилось, – передразнил ее Уорд и поцеловал ей руку.

– Аминь! – Присовокупил внутренний голос Лили и спел обычную аллилуйю.

Глава 6

В сад Лили не пошла. После изысканного светского ужина у нее родилась увлекательная идея. Она была слишком смелая для прежней Лили, но, недавно родившаяся, «эксцентричная особа» решила, ни в чем себе не отказывать. Любая, даже самая абсурдная мысль имела право на жизнь в этом лучшем из миров – магическом мире пересечения двух эпох.

Вечером Уорд недолго баловал Лили своим вниманием. Вскоре после судьбоносного разговора он откланялся, пожелав ей спокойной ночи, и, видимо, удалился в ночь гонимый своими дикими инстинктами. Что ж, его рассказ дал Лили пищу для размышления и ответы на вопросы, которые она, в погоне за проживанием в комнате со всеми удобствами, даже не удосужилась себе задать.

Удовлетворение человека, преуспевшего в безнадежном, казалось, деле, распирало Лили. Улыбнувшись своему отражению в зеркале Лили подумала: «Да, легкомыслия мне не занимать!» А ведь всего пару дней назад она была несчастным, загнанным жизнью, ничем не примечательным существом. «Видимо, голод освежает мысли, – статью про лечебное голоданье Лили как-то прочитала в газете. – Надо периодически устраивать голодовки. А то привыкнешь к сытости и будешь цепко держаться за нее, приносить жертвы, изматывать себя дурацкими мыслями. И пропустишь в угоду «сытой обыденности» шанс стать счастливой по-настоящему. Надо не забывать, что ничего моего тут нет, следовательно, и терять мне нечего!» Думая так, Лили выбрала себе кредо: «будет день – будет пища», и рассмеялась: «Мама бы умерла второй раз от моего решения жить одним днем. Но она была счастливой, любимой женщиной, а я никогда не знала этого… Отныне я тоже счастлива и ничего не боюсь!»