А разговоры с шумными соседями так ни к чему и не привели, потому что они всех посылают куда подальше, заявляя, что могут делать в своей квартире всё, что захотят. Именно поэтому я постаралась сразу же дистанцироваться от этих людей, ограничивая своё общение с ними словом «здрастье». Но сейчас речь не об этом.
Когда однажды я возвращалась с сыном из школы, соседка с верхней квартиры уже подкарауливала меня у подъезда.
– Я Вас давно жду, – даже не поздоровавшись, заявила она мне недовольным тоном.
От этих слов я вся сжалась в комок, предвкушая что-то плохое. Ещё с утра у меня были проблемы с давлением, и я еле доползла до школы, чтобы привести сына домой после уроков. К тому же на улице было очень холодно, и шёл мелкий противный дождь, довершая всю эту неприглядную ситуацию.
– Не хотите погулять с Аней? – неожиданно предложила мне эта дама.
При этом она произнесла эту фразу таким тоном, словно её дочь была болонкой, которую требовалось срочно выгулять, а я, в свою очередь, ранее неоднократно обращалась к ней с такой просьбой.
Я опешила.
– Мне нужно уехать по делам, – не дождавшись ответа, продолжила свои требования соседка. – И нужно, чтобы Вы приглядели за моей дочерью.
К слову сказать, Ане исполнилось уже десять лет, и мне не думается, что девочка в этом возрасте нуждается в постоянном присмотре. Но в тот момент я чувствовала себя так плохо, что спорить была не в состоянии, поэтому сказала:
– Хорошо, приводите девочку ко мне домой, я пригляжу за ней.
– Нет! – сразу же возмутилась соседка. – Мне нужно, чтобы Вы с ней погуляли! По нашему расписанию у неё сейчас прогулка на детской площадке!
– Так ведь дождь идёт! – обескураженно произнесла я.
– Ну и что? Аня должна гулять каждый день! Но сегодня мне нужно уехать, поэтому Вы будете с ней гулять!
– Но я не собираюсь гулять в такую погоду! – начала я отстаивать свои права. – Я и так еле на ногах стою, давление с утра скачет. Поэтому я собиралась сейчас принять лекарство и лечь в кровать, а не гулять на детской площадке под дождём вместе с Вашей дочерью!
О том, что ради её желаний моему сыну тоже предстояло провести ближайшие часы под дождём, рискуя подхватить воспаление лёгких, соседка, видимо, и не думала.
– Но Вы же стоите на ногах! Значит, и гулять сможете! – не унималась соседка.
– Да я еле живая! – хриплым от злости голосом прошипела я. – Наверное, у Вас никогда не было проблем с давлением, раз Вы так уверенно говорите мне всё это! – переходя в наступление, произнесла я. – Когда у человека сильно падает давление, он в любой момент может потерять сознание. Поэтому самым лучшим лечением в этой ситуации будет просто лежать в кровати, потому что, если встать, можно рухнуть на землю в любой момент.
– Но, как я погляжу, до школы-то Вы доехали и не упали! – ехидно произнесла соседка, наполняя злобой каждое своё слово.
– Да потому что сына нужно было забрать! – выдохнула я ей в лицо. – Вы же знаете, что я одна, и помочь мне некому. Поэтому я приняла лекарство и поползла в школу. И сейчас приползла обратно, чтобы снова лечь в постель и не подниматься с неё до тех пор, пока мне не станет лучше!
Видимо, в этот момент до соседки дошло, что я не собираюсь выгуливать её дитя, поэтому она прибегла к очередному запрещённому приёму.
– Вот, Аня, – обратилась она к дочери, всё это время сидевшей в их Мини-вэне, припаркованному у нашего подъезда, – придётся тебе остаться сегодня без прогулки, потому что наша соседка не хочет с тобой немного погулять! Бедная ты моя! Как же мне тебя жалко!
Но ни меня, ни моего сына ей, видимо, жалко не было, поэтому я не стала слушать дальнейшие причитания и упрёки в свой адрес, а направилась к лифту.
Вероятно, этой наглой женщине было мало той сцены, которую она мне устроила, потому что после этого случая со мной перестали общаться практически все остальные соседи. Наверное, она пустила про меня какую-нибудь сплетню, приукрасив её вымышленными подробностями. Но, признаться, я не стала ни перед кем ходить и оправдываться. В конце концов, презумпцию невиновности ещё никто не отменял. А если кому-то и нравится думать обо мне плохо, что ж, это его право. Насильно мил не будешь. И если я отказываюсь снимать с себя последнюю рубаху для того, чтобы отдать её тому, у кого уже есть соболья шуба, не думаю, что это делает меня плохим человеком. Обидно лишь то, что мою выносливость и фанатичное чувство ответственности ставят мне в укор. Тот факт, что я ради своих детей неоднократно поднималась со смертного одра, вместо поощрения вызывает у других лишь нездоровую зависть.