Так, за разговорами и прибаутками, то бросая камешки в пучину мирового океана, то на спор собираясь за ними плыть, то напротив отговаривая друг друга от каких-нибудь глупых действий, которые хотелось бы совершить ради наживы, ведь деньги-не главное, они дождались наконец своего парома на Бермуды. Пункт погружения на паром был не здесь, а чуть вдалеке, быть может, километрах в пяти от этого места. Сначала засобиравшись, потом-долго и поочередно выталкивая автомобиль из песочного плена, в который он умудрился попасть, потом ещё объясняясь с пограничником, ребята в итоге затянули так, что еле-еле успели на корабль. Причем успели последними, как это бывает в хороших голливудских фильмах, где машина разгоняется, и в полете, сходу, залетает на закрывающуюся стоянку. Ни Ни свет Ни заря, ни Женька давно не испытывали таких сильных, ярких и положительных эмоций, наверное с того самого момента, как кончилось их иркутское детство. И эта проблема встает одиночной пальмой в сосновом лесу интересных проблем, которые случаются с нами в жизни и которые мы замечаем, сажая их там. Почему, будучи детьми, мы все имеем определенные планы на светлое будущее, и буквально знаем наперед, что бы мы делали, будь взрослость с нами завтра: стали бы космонавтами, полицейскими, пожарными? И при этом по вечерам так же с Колькой из соседнего двора и Машенькой, таинственной незнакомкой из скверика выходили бы поиграть на детской площадке. Почему, становясь взрослыми, мы перестаем думать об этом вовсе? Почему, становясь взрослыми, мы впускаем в голову всю эту политику, споры, ссоры? Быть может, проблема вовсе не в том, что дети по обыкновению своему слишком наивны и глупы, а как раз наоборот, в том, что мы с вами по мере роста претерпеваем какие-то не совсем понятные изощрения и начинаем мыслить цинично и предвзято? Вы скажите, что то сами уроки жизни влияют на нас. Конечно, куда уж нам быть веселыми, когда мы похоронили не один десяток человек и сменили пару-тройку работок! Но ведь дело в восприятии. Ведь если умирает какой-то человек, ребенок, конечно, как и все грустит и плачет, но разве после этого он не перестаёт сторить куличи в песочнице? Не перестаёт. Просто почему-то стало так принято, что со временем, в прямой пропорциональности от того, насколько много бед уже стряслось, мы должны всё глубже и глубже меняться. Не должны. МЫ сами это придумали.
Ни свет Ни заря и Женька сидели на палубе уходящего почти вникуда парома, ведь так нечасто в нашей жизни мы получаем действительно стоящие шансы на то, что бы переехать. И жизнь, как порция сладкого арбуза, которую выставили на стол не для нас, ведь она не является чем-то одним. В это же самое время она является и дыней, и тыквой, и хлебом с молоком. В это же самое время она не является только стремлением к деньгам, междуусобицей в военном положении, мечтанием, путешествием, контрольной. И жизнь никогда не перестанет штормить, именно потому постоянное счастье в нашем его понимании никогда не возможно. Нужно привыкать жить с ветрами, с постоянным осознанием того, что чего-то не успевается, ломается, и даже если именно сейчас все хорошо, то с пониманием, что все может измениться.
***
Они пили холодный кофе глясе, глядя вслед уходящим волнам, глядя вслед всему своему прошлому. Так, наверное, кроманьонцы глядели на обезьян перед тем, как начать эволюционировать. Машины на автомобильной палубе за счет брызг уже успели приобрести тот морской характер, который принимает всякая машина, освежаясь, если её пронести через шторм и при этом не потопить. Новенький Рейндж Ровер в своих отблесках цвета Солнца казался только лучше оттого, что его окружали уймы брызг. Женька отошел к панорамной палубе. Он встал, глядя на ещё не севший в небе кусок солнышка. У Женьки была такая привычка: ещё в армии, когда все его сослуживцы собирались идти курить, он никогда не следовал их привычке, а отправлялся на пробежку по живописным местам Иркутска. Ведь никотин-в первую очередь наркотик. Так и для Женьки пробежка была своего рода дурманом. Вот и сейчас он встал на панорамной палубе, чуть вдали от всех тех, кто курил. Но Женька рос, и однажды он перестал именно бегать. Он стал бегать все больше глазами, как какой-нибудь новенький дрон, которому дали боевое задание. Он тренировал зоркость, ведь даже в армии его прозвищем было «Ястреб», и он лучше всех стрелял из ружья. Он не перестал бегать, но хотя бы то, что жизнь, за неимением больше свободного времени, заставила его переключится, как раз и было главным доказательством бытия ветров. Женька смотрел, как засыпает закат, и напевал ему под нос колыбельную. Закат укрывался одеялом, переворачиваясь с бока на бок, и был сильно благодарен Женьке. К нашему герою подошел какой-то морячок. Как оказалось позже, то был капитан корабля. Он тоже, как и все вокруг, достал сигарету. Вообще, человек-существо стадное. И как только я понял, отчего зевают люди, меня уже стало в этом не переубедить. Придумай вместо сигарет кто-нибудь в прошлом другое развлечение-игру на губной гармошке, люди бы дружно стали в перерывах между работой бегать и играть. Морячок достал сигарету: