Но они и собирались сделать так, но попозже, потому что сейчас чисто физически не могли. Они сейчас ждали одного человечка, у которого забронировали себе жилье. В «Орле и Решке» ведь часто показывается, как главные герои просто остаются переночевать у тех, кто неравнодушен к людям или любит им помогать. Что ж, вот и Ни свет Ни заря с Женькой сейчас, посмотрев один такой ролик, договорились с неким Хауло о встрече в кафе на одной из главных улиц города. Но что-то Хауло задерживается, и вот, они, чтобы не потратить драгоценые часы своего время зазря, стали рассматривать витрины, местных жителей, да и вообще всё-всё, что только может рассказать о культуре и секретах проживающих здесь людей. Вот и сейчас, глядя на какую-то рекламу, пущенную как раз для таких туристов, как они, Ни свет Ни заря и Женька стали вглядываться в те глубоковоные озера, те разнообразные вечнозеленые леса, находящиеся там, чуть-чуть в глубине острова. Они смотрели и плавно начинали испытывать то спокойствие, какое испытывает человек при погружении в теплую ванну. То была теплая ванна, в которую Ни свет Ни заря наконец, спустя долгое время после Парижа, смогла окунуться. И если был какой-то секрет в том, как жить, то сейчас они с Женькой, сидя на веранде у Хауло и обсуждая проблемы транспортировки редких бабочек с севера на юг, были уверены, что секрет этот заключается в полном, безоговорчном отречении от городской и рутинной жизни. Они просто попробовали путешествовать по-настоящему и стали так чутко, так полно понимать тех людей, кто вовсе не вылазит из экстримальных путешествий, как Ни свет Ни заря после долгого дня из нагретой её мечтами и мыслями ванной.
Глава 19, Мегрец
Луисиан осущетсвил мечту своего детства. Как очень часто раньше разные люди подходили друг к другу на автобусной отсановке, когда не было автобуса, и справшивали «Так что случилось?», так и сейчас, на стройке где-то в Северном Бутово, не самом близком к центру районе Москвы, среди второй смены рабочей бригады номер один возникли настолько же тесные, дружеские отношения. Один подходил ко второму и говорил: «Да-а, брат, интересно девки пляшут. Выходит, мы, работая тут, настолько унижены и подавлены своим безынтересным положением, что не видим таких простых радостей, как звезда Мегрец на зведном небе, в то время как человек приехал сюда, к нам (откуда!), из Италии, нет, из Аргентины, только для того, чтобы поработать на стройке в русский мороз!» И так всегда, дорогие друзья. Там, где кто-то находит, кто-то в то же время теряет. Для кого-то переехать в Данию или на восточное побережье Швеции-неосуществимая мечта, а для кого-то-суровая реальность. Одни люди собираются постоянно что-то менять в своей комнате оттого, что их ничего не устраивает, и еле-еле заставляют себя это делать, другие напротив-меняют и каждый раз сожалеют о том, что не могут оставить всё на одном месте, дать обрасти чему-либо былью времени. Никогда не бывает так, что одна и та же вещь для разных людей несет одинаково положительную или отрицательную эмоциональную окраску. Для меня мечта вот, как Ни свет Ни заря, отправится на своем Рейндж-Ровере на белый берег Франции, и, сидя где-то на мельнице, встречать рассвет. Кто-то же настолько присытился этими рассветами, или не присытился, но это просто не для него, что он уже не может и дня, и часа просидеть у той мельницы, и, как паломник из моей книги «Честность» сурово отправляется в путь. Никогда не бывать одной и той же эмоции у двух человек. Если бы ученым нужно было провести эксперимент, является ли и вправду каждый отдельновзятый человек личностью, я бы им предложил сделать следующее: провести опрос двухсот тысяч людей по одной и той же теме. Тогда бы больше не осталось и тени сомнения, ведь даже на такой короткий вопрос, как: «Вы любите жить?» каждый, уверен, каждый человек на Земле ответит что-то своё. И пусть, пусть при этом их слова будут совпадать, но на то и не проводится такого эксперимента в мире. В виду же, в своем уме они будут иметь совершенно разное. И пусть мои часы сейчас тикают то двенадцать, то без двадцати двенадцать, я все равно буду продолжать делать своё дело и наслаждаться им от всей души там, где у меня будет получаться наслаждаться. И пусть за моим окном вырастет сугроб высотой аж до третьего этажа, а Луисиан, вспомнив своего друга Дионисия вдруг краном случайно сломает целый этаж, я никогда не изменю своему стремлению продолжать работать. Так говорить считается неправильным, но я всё же скажу, хотя бы скажу, что я чувствую: «Скорее всего, даже на своем смертном одре, и о-ой как не скоро я желаю ему быть, я буду работать над собой или косвенно, но очень близко думать о том, каково это-самосовершенствоваться».