***
Ни свет Ни заря и Женька продвигались вдаль по пути звезд. Они доплыли до той части Атлантического океана, где их поджидал подгулявший экскурсовод нескоро, ой как нескоро, а всё потому, что не спешили выдвигаться. Сохранив жизни десяткам людей в коста-риканском городе, они долго ещё не могли оставить его в покое на карте своих событий. Так двоечник с теплотой и лаской, лежа в кровати и уже засыпая, вспоминает день, когда получил пятерку по физике. И не то что бы он гордец, но ведь и все мы не праведники, так значит, не нам судить кого бы то ни было. Выходит лишь, что в глазах каждого из нас есть соринки различных размеров. И они, как переменная в информатике, на протяжении жизни могут существенно изменять свои размеры, в произвольном порядке. Не следует нам вообще говорить о чем-либо, только если с нами первыми не вступают в разговор. Быссмысленная трата времени. Только вот не вступить в разговор с самими собой мы не можем. Это-неконтролируемая реакция, вот как ложиться спать, когда очень хочется, или бежать назад, если на вас летит опасность. Нужно лишь делать то, что получается делать, не делать того, чего не получается, и брать максимальную пользу от всего, что может встретиться вам на вашем пути к жизни. По возможности нужно не провоцировать людей на споры, но если возникает спор с собой, или вот такое вот розовое лелеяние, как у двоечника, то следует продолжить этот спор и, как очень хороший журналист со второго канала, задавать самому же себе прямые, немного колкие наводящие вопросы. Именно так можно получать максимальную выгоду оттого, что получается не спорить с людьми, но не получается-с собой. Именно так можно получать выгоду от того, что наиболее правильная установка-продолжать работать, а главный результат в жизни, относительно которого все измеряется-семья. И как атомный реактор путается, безусловно путается, когда работает, так и мы, человеческие организмы, часто не понимаем, чего нам делать, но вращаемся в своих замысловатых теориях и всё же не взрываемся, почти никогда не взрываемся, вырабатываем столь нужную для всех нас энергию жизни. Как говорилось в одной до чрезвычайности мудрой книге: «Но! Надо наконец привыкнуть, что ветра, те самые пассаты, муссоны, да и просто цунами или гольфстрим никогда не перестанут полностью двигаться и полностью нам мешать! Нам нужно наконец взять и научиться жить даже при их действии».
Мерак светил на карте чуть потускневшего, но скорее не от грусти, а от заматерелости, их плана перемещения до Антарктиды, так, что Женьке вдруг показалось: будто бы Мерак нарисован там не просто так, и их явно ждет некий секрет по прибытии к самой звездочке. Хотя бы потому, что это уже конец их поездки. Хотя бы потому, что вчера, в Коста-Рике, спасая людей, они преисполнились в своем сознании и даже повзрослели. А что дает человеку следующий день после его дня рождения? Да, в общем-то, ничего нового, кроме ещё одного рассвета, ещё одного увиденного или пропущенного заката, старения на один день и взятия на себя обязательства, что вместе с этим годом и сам тот человек повзрослеет. Грубо говоря, мы даем такие обещания, так как у нас не остается выбора, попросту не остается пути назад. Ведь все мы-ракеты, и не станет ракета после отделения уже последней ступени брать и разворачиваться домой. Все мы-ракеты. Дело лишь в том, что мы летим на разных скоростях, но на одном топливе. Экскурсовод тоже решил блестнуть и как-то проявить себя. Ребята поехали не в Бразилию, не в Уругвай и не в Аргенитину, как могло бы показаться тем, кто уже изучил карту. Нет, хоть Мерак и должен был располагаться где-то там, в этой области, он всё же не расположился. И виной сему то, что экскурсовод повез их в совершенно другом направлении. Так матерый, уже немного седой учитель отходит от школьных правил, чтобы дать понять детям что-то более важное, чем то, что у них уже есть. Ведь и учитель порой говорит: «Дети, сегодня мы напишем абсолютно тот же диктант второй раз и, несмотря на то, что вы все его уже выучили, я вам поставлю за него оценки. Порою ваши знания мне дорожи, чем ваши оценки. Порою-почти всегда». И Экскурсовод отвез их в общем-то в довольно обычное, ничем не примечательное место. Там было около двадцати градусов тепла, очень тихо, спокойно, темно. Где-то там, довольно-таки сбоку, маячила какая-нибудь Гвинея, Габон или Нигерия. До земли в обе стороны было, пожалуй, чуть меньше тысячи километров. То было довольно приятное, как будто бы ещё неизведанное, а значит полное нетронутой энергии место, где, казалось, сами рыбки на дне океана говорили друг с другом ещё на латыни и обязательно носисли головной убор или набедренную повязку.