Глава 22, Дубхе
Мерное покачивание тихих южных волн не давало покоя разбушевавшемуся за ночь воображению Женьки. Он столько всего переслушал, да и просто, столько всего произошло в его жизни, что не могло и быть иначе. Как вы уже заметили, намного легче объяснять всю суть через что-то одно, плавно переходящее в другое. Для меня сейчас это метафоры. И если вдруг ты найдешь такую метафору к жизни, которая поможет тебе осознать всё, буквально перервернуть всё, то твоя жизнь станет в разы лучше. Зачастую такой метафорой и является гениальная идея, которую в своей голове вдруг находит один нерадивый ученый. И весь мир начинает его признавать. Сегодня в ночь, всё больше слушая, но иногда и сам вставляя свои пять копеек в разговор, Женька нашел для себя такую метафору. «Что же это за метафора?»-спросите меня вы. Что ж, я заранее договорился в первую очередь с самим собой, что не стану вам её называть. И дело не в том, что я её еще пока что не придумал, и не в том, что она вам не поможет, хотя, конечно, отчасти и в этом. Но скорее в том, что у каждого должна быть своя такая метафора. И Женька наконец-то нашел её. Ни свет Ни заря же и подавно встретилась с Луисианом. Лодка плыла по течению, все глубже и глубже продвигаясь в почти неизведанные воды, где, казалось, в каждую секунду могло случится какое-нибудь происшествие и где их вовсе могла съесть пучина. Но, как уже было подмечено мной в прошлой главе-важны, чрезвычайно важны в это мире человеческие связи. Жемчуг может расти в одиночку. Более того, именно из таких, немного чудаковатых и отдаленных от реальности жемчужин и вырастают настоящие гиганты, красавцы и масетра своего дела. Но ведь и их, не найди они себе верную стаю акул, которая возьмет за обычай пастись около их изголовий весь туристический сезон, любую такую, даже очень крупную жемчужину всё равно нет-нет, да сорвут и вытащат на поверхность. А не того, уж точно не того хочет любая жемчужина, когда стремится вырасти и создать целое государство Жемчуга.
Вчера ночью они потеряли уже всякую веру в помощь, а в это время на вертолете за ними прилетел Луисиан. Он до конца послушал все свои изречения, возникшие в голове, полной смирения, и наконец решил, кем он хочет быть-спасателем. Он почти сразу же купил билеты до уже так полюбившейся нам, да и ему тоже, Коста-Рики, а там на небольшом вертолетике долетел и до своего ранчо, из которого и отправился на свой первый, почти что учебный рейс. Просто на яхте Экскурсовода, всё же нанятой за большие деньги, к тому же, прибывшей все-таки не абы откуда, а с самих Бермудов, стоял трекер, и если бы с лодкой что-то случилось, трекер сразу подал бы сигнал. Случилось. Повезло, что в это время на юге Аргентины оказался один ушлый вертолётчик, прибывший туда по случайности. К слову, в последний раз вертолет был там около года назад, когда прилетали смотреть сияние. А уже после дело стало за техникой. Через спутник сигнал передался сразу в департамент спасения и различные морские службы. Конечно, билжайший к ним корабль сейчас только-только огибал мыс Доброй надежды. Но вот Луисиан-то был тут как тут. Конечно, в спасательной части на юге Аргентины в ночь на дежурстве были полторы калеки, да и те-бабушки предпенсионного возраста. Вот и вышло, что Луисиан, как водится в самых бравых фильмах взял, и, несмотря ни на какие предупреждения один, в буран, из-за которого лодка и дала трещину, оптравился героям на помощь. Кто же знал, что там окажется не обычный и никому не знакоымый, неизвестный человек, а, можно сказать, его вторая мама? Ну, или папа. В мире воображений одно может заменяться другим или двумя в одном сразу. Так Луисиан нашел своего отца, которого ещё день назад, казалось, полностью похоронил в своей памяти под остатками Сицилии. Но не бывает в мире всё же полного хеппи энда, и приходится мириться и нам с его основными правилами. Вышло так, что в итоге и сам Луисиан, вместе со своим отцом отправился куда-то далеко-далеко, наверное, в космос. Дело в том, что Ни свет Ни заря наконец-то смогла пересилить свое небылое существование. Она как будто справилась с тем смирением, что гложило её последние этак несколько дестяков лет. Она будто смогла наконец удалить из себя социальные сети. Телефоны, которыми пользовались Ни свет Ни заря и Женька для того, чтобы звонить с капитану корабля, они выкинули здесь же. Наступила, казалось, совершенно новая эра для них, чьи лики и взоры то и дело увертливо скатывались по стеклу, словно пальцы очень усердного, но немного глупого ребенка. И Луисиан, прежде чем исчезнуть, успел-таки довезти их до Антарктиды, а точнее, до того слоя вечного льда, который начинается ещё на её подступах. Там Ни свет Ни заря и Женька почти что сразу чертовски замерзли, но успели всё же насладиться красотой, которую невольно ощущаешь, всеми фибрами своей души, всеми своими легкими, начиная вдыхать неимоверную белизну мороза, что, как злой котик, хочет лапками исцарапать тебя, но царапает, царапает, и всё же не может особенно поцарпать. Вокруг тебя будто из свежего Итальянского чая налилась оболчка из чего-то невидимого, что, как осознание твоей полной очищенности, закрывает и защищает тебя от всего-всего в этом мире. А потом наступает свет.