Глава 4
Ни свет Ни заря и Женя отправились в долгий путь. Вышли, вроде бы, всего лишь после обеда, прошли пешком всю Сену, вдоль и поперёк, посетили и Нотр-Дам, да и вообще, погуляли на славу, разве что не зашли на Эйфелеву башню. Да и то, это потому, что Ни свет Ни заря сказала: «Пфф, из моего окна в сто крат лучше видно!», но, все равно, покатавшись по каналам, ощущали какое-то неполное насыщение сегодняшней прогулкой. А потому решили лучше выезжать не завтра (и уж тем более не ни свет ни заря:) ), а по крайней мере после обеда, или когда решат, как же все-таки быть с той ненасыщенностью, что их посетила. Когда заходили домой, смотреть как раз-таки на Эйфелеву башню, которую Женя хоть и видел не единожды на своем кухонном календарике, да и вообще, во время всей его дороги до Парижа, попадавшуюся ему то на разных рекламных плакатах, то как узоры на всяких поездах, то-как светлая память о мечтах молодости, возвышавшихся так же над всей последующей жизнью, как она-эта башня, им в затылок светило повзрослевшее за день Солнце. Если вы вспомните то до непереносимости приятное ощущение в ногах, когда, приехав в другую страну, или лишь увидев свой город с другого ракурса, или работая весь день доставщиком еды по городу, вы гуляли, почти не отдыхая, и вот, наконец-то присели отдохнуть под тяжестью веса своей полной от впечатлений головы, то поймете порыв Ни свет Ни зари и Жени, присевших посмотреть на красный румянец постаревшего солнца прямо под своим окном. Там и впрямь было, на что посмотреть. Пробиваясь своими порыжевшими лучами сквозь поредевшие за зиму ветви каштанов у Эйфелевой башни, Солнце смотрело на путников так, будто только что написало какой-нибудь очень привлекательный, совершенно гениальный стих, и теперь сияло. Ни свет Ни заря достала из своего маленького походного рюкзачка серебристый термос, который как бы алел в свет заходящим лучам, алел так, будто это были и вовсе не лучи, а коньки заходящего Солнца, а Солнце-не Солнцем, а каким-нибудь знаменитым фигуристом на детских новогодних соревнованиях, приглашенным туда в качестве почетного зрителя. Из термоса цвета коньков пахнуло чем-то очень теплым и невесомым, почти даже нелюдимым, возможно, вовсе-паром, но после, когда Женя своей чуть более сильной рукой открутил крышку-горячим мятным чаем с полей Кавказа, который успели заварить ещё у старушки в гостях.
Порою нам задают вопросы о смысле жизни, порою-мы задаем их, и очень часто это происходит все больше в бегах, наспех, и так же отвечается, к примеру: смысл жизни в ёлке. Живи так, чтобы достигнуть её превеликой мудрости и чтобы все события твоей судьбы складывались этак, свежо, как запах пихты, и после срастались, словно иголки на ветви в зимний мороз. Ну согласитесь, полная ересь. А порою, вот так, попивая чай, глядя на диск заходящего Солнца, ты очень часто можешь просто понять: смысл жизни в том, чтобы чай никогда не заканчивался, а Солнце-не садилось. Женя поделился чаем с Ни свет Ни зарей, и сейчас, глядя на заходящие лучи ледяного Солнца, снова начал задумываться о том, как же хорошо, что его сестре дали именно такое имя. Сказать по секрету, он любил свою сестру хотя бы за то, что она выросла такой необычной личностью. Сказать по секрету, именно за счет неординарности своей сестры Женя чувствовал, что и сам может становится неординарным. Но, как любое счастье не вечно, так и Солнце, конечно, тоже вскоре скрылось за хмурыми тучами времени, оставив закат, да и весь оставшийся день, все оставшиеся свои лучи, что были пущены туда, вниз к Земле, но ещё не достигли её основания на съеденье звездам, Луне и ночи. Так и чай кончился после вступления в свои владения мороза, снега, вечера и жажды у обоих родных. Впрочем, это их не сильно огорчило, скорее-даже вовсе не огорчило, потому что конец одного, ведь это лишь повод, чтобы начать что-то другое, новое. Например, конец чая-лишь повод для того, чтобы заварить новый, другой чай, который (воля ваша) может оказаться во сто крат вкуснее прежнего, как оказалась во сто крат Эйфелева башня красивее с балкона Ни свет ни зари, чем с её собственного балкона.