Но в последний момент вспомнил, что перед ним стражник, и отдёрнул руки. Вышло настолько резко, что Рагорту положено было обидится.
— Рагорт... прости, я...
— Да нормально. Я же знаю, что вашим нельзя сидеть с нами за одним столом и всё такое.
Да, нельзя. Трава должна расти, солнце светить, а стражники дохнуть. Так учил кодекс, которым Виклор Волк жил ровно половину своей молодой жизни. Но как следовать его правилам, когда в передовом отряде стражи оказался не чужой человек, а парень, с которым всё детство провёл бок обок?
— Славные были времена... Мы были не разлей вода, хоть ты был и младше меня на два года, как Секретарь.
— Нет, на три. А кто такой Секретарь?
— Да, неважно. Эх, было времечко. Помнишь, как сбежали без разрешения на рыбалку? В ночь на Летнюю Гарвиду?
— Спрашиваешь? Мы ещё спорили, а чей отец сильнее всыпал. А помнишь армию Виклора? Все бродячие собаки улицы ходили за тобой. Ты кормил их, сам не доедая, а они выполняли все твои приказы. Теперь-то признаюсь. Я думал, что ты колдун, и повелеваешь ими с помощью чар!
— Шутишь?
— Клянусь Святым Гло! Даже носил одно время оберег от тебя.
— Ну, ты даёшь! А помнишь слепого лодочника? Где он сейчас, что с ним?
— Его убил один маньяк. Безжалостным звали. Печально. Старик был добрым. Кстати, у вас в банде был парень, которого звали...
— Нет, это другой Безжалостный. Настоящего Безжалостного...
— Да, я слышал, Найрус подстрелил. Слушай, а помнишь, как уже на Зимнюю Гарвиду мы с тобой...
Воспоминаний было много. Шалости, забавы, приключения — всё, без чего немыслимо детство.
— Слушай... Викки, а ты не думал никогда завязать? — неожиданно спросил Рагорт, когда поток воспоминаний не то, что иссяк, а стал слабее. — Если да, то сейчас самое время.
— Завязать? Кто? Я?! Вот насмешил!
— Только не рассказывай сказки, мол, у меня сердце каторжанина, воровская судьба. Я не помню, чтобы хоть кто-то предсказывал тебе путь в ночную армию. Просто так повернулось... так может... стоит сделать обратный поворот?
— Забудь, Рагорт. Ну, что ты глупости говоришь?
Неожиданно в разговор вмешался Ракка Безбородый. Он подтвердил, что Рагорт говорит не глупости, а говорит дело.
— И ты туда же? Вы сговорились что ли? Что?! Что я буду делать в вашей честной жизни? Папа не был ремесленником — ничему не научил. Грузить суда на Блейре, как он? Чтобы так же закончить? Сдохнуть под свалившимся тюком, и чтоб потом моя жена умерла с горя, а сын оказался на улице? Я ничего не умею, кроме разбоя, и я привык убивать. Выхода нет!
— Выход всегда есть! — не согласился Рагорт. — Ты можешь стать солдатом.
— Нет, моя вольная душа не терпит начальников.
— Зато очень любит зверей, — не сдавался друг детства. — Следопыт? Или лесник — уж ты-то браконьеров будешь в кулаке держать!
— Дрессировщик, — внёс свою лепту в обсуждение Ракка. — А в столице королевства, говорят, из бывших бандитов лепят неплохую стражу.
Предложение пойти в стражники заставило Виклора искать, чем бы можно в Ракку запустить. Увы, ничего тяжелее подушки не нашлось.
— Да идите вы все! Оба идите! Я — король Волк! Я — король Тропы! Атаманы разгромлены, но Тропа ещё живёт! Мне хорошо быть тем, кто я есть! Хорошо!
— Викки, Ты понимаешь, что набравшись сил, Око, — Рагорту было тяжело это говорить. — Око оно... Око пойдёт против Тропы. То есть, и против тебя... я не хочу идти против тебя.
Друзья детства старались не смотреть друг другу в глаза. Рагорт взялся за костыли и сказал на прощание:
— И, запомни, Викки. Я хороший стражник. Я не бью задержанных, не подбрасываю улики.
— Я тоже... хороший разбойник. Я не чиню обид женщинам, старикам и детям. Всё. Уходи, дружище... Хотя, стой, вернись. Дай лапу-то на прощание.
Рагорт помедлил отвечать на рукопожатие.
— Викки... если ты остаёшься на их стороне... То тебе нельзя. Неправедно, как вы говорите.
— Не праведно не прощаться по-человечески с друзьями. И к нечисти болотной кодекс, который учит людей обратному!
Они пожали друг другу руки, потом не выдержали и обнялись.
* * *
Парень, назвавшийся Секретарём, просто поражал своими познаниями. С ним можно было говорить о чём угодно, что профессор охотно и делал каждый перерыв. А в операционной помощь смышлёного малого оказалась просто неоценимой — порой он превосходил даже Блича и Фейли, хотя не ходил в воспитанниках у медика. В итоге Найрус заключил:
— Послушайте, юноша. Вы человек уникальной памяти и огромной тяги к знаниям. Это преступление с вашим интеллектом тратить его... на логистику бандитских троп. И прочую чушь. Вы легко найдёте себя в нормальном мире. Нет, учёным вы не станете. Но любая другая профессия, требующая умственного труда, вам по силам. Да вам любое имение можно доверить — вы будете идеальным управляющим. Или...я почему-то вижу вас адвокатом. Адвокатом, который станет известен... на весь континент! Просто на весь континент!