Все сокамерники Гуллейна и три палача были мертвы. Не просто мёртвы — трупов не осталось, вместо них клубились сгустки тумана. Полторы дюжины теней, меняя ежесекундно форму, носились по стенам.
— Чума! — хором воскликнули Найрус, Олэ, Блич и кузен Ти.
Да, это была она, Чума теней. Олэ попятился. Гулле услышал звук его шагов, но не обернулся.
— Кто там сдал назад? Готов спорить, Олэ. Успокойся. Перед камерой большой участок открытого мела. Он не смогут его преодолеть, пока не соберутся в волну. Кто ещё пришёл? Назовитесь.
— Твой сын.
— Твой племянник.
— Найрус, твой друг.
— Невилл, твой... бывший друг.
Найрусу пришлось дать старому бойцу сердечные снадобья, чтобы он не скончался тут же от душевного волнения.
— Гулле... Что они с тобой...
— Да так, слегка попортили шкуру и здоровье. Ты видишь, что творят тени? Я сам не вижу, потому что у меня теперь нет глаз... но каким-то образом их сейчас чувствую. Так вот, Невилл, когда вы думали, что я шутил, что не человек...
— Я знаю, Гулле. Всё давно знаю. И про Чуму теней тоже. Я умею собирать информацию.
— Знаешь, и не воспользовался этим даже когда...
— Своих не сдаём. Будь ты хоть нежить или оборотень, ты, прежде всего, стражник. И потом, я был уверен, что прав, но недавно убедился, что тот парень, действительно, оговорил себя под моими ударами. Всё справедливо. Спасибо, что только уволил, а не посадил. Я заслужил решётку, а, может, и смерть. Это я дерьмо, а не ты благодушный безумец!
Спина Гулле судорожно дёрнулась. Сохранись у него глаза, они бы, наверняка, были сейчас полны слёз, как и у запоздало раскаявшегося «плохого стражника».
— Гулле, я... я не уйду... я останусь с тобой. Я...
— Не смей! Езжай в Форкассию. Это приказ. Там у тебя внук. Поживи ради него, старик.
— Он меня презирает. Я ему не нужен.
— Невилл, Невилл. Ты же старше меня. Как не понимаешь, что чем громче подросток кричит родным, что ему никто не нужен, тем больше хочет, чтобы все были рядом?
— Ты прощаешь меня, Гулле? Прощаешь грязь, которую тебе высказал в тот день?
— Простил тем же вечером. Народ Теней не умеет долго злиться.
Герт и Фейли, видимо, уже получили последние наставления от умирающего стражника, поэтому настал черёд попрощаться Бличу. Он подошёл к решётке, встал на колени, просунул между прутьев руки. Дядя, не оборачиваясь, взял его ладонь в свою.
— Блич... наконец-то, ты нашёлся. Больше не теряйся. Жаль, что не успею послушать историю твоих приключений. Но... я чувствую сердцем, что они пошли тебе на пользу. О, мозоль от меча — признак настоящего мужчины... Книги... я тебе купил кое-какие книги... Найрус скажет, где забрать. Ты самый лучший племянник. Прости, что не уберёг твоих родителей и бабушку с дедушкой!
— Я не считаю тебя в этом виноватым, — роняя слёзы, сказал Блич. — ты был самым лучшим в мире дядей!
— Спасибо, мальчик. Береги себя и сестру.
Кузен Ти не захотел прощаться через решётку. Он вообще не хотел прощаться. Бормоча «мы тебя спасём», «ты будешь жить», юноша разбил замок мечом правосудия, которым заново вооружился, словно предчувствуя ситуацию, и влетел в камеру. Гулле вынужден был согнуться в дугу и закрыться руками, чтобы спрятать лицо.
— Нет, дурак! Нет! — стуча кулаком по полу, кричал мужчина-тень. — Я не хочу, чтобы ты запомнил меня таким! Не смей смотреть! Они освежевали мне лицо! Не смотри, умоляю!
Тенир сбавил пыл и отошёл к решётке. Глаза его были полны ужаса, боли и жалости. Гулле выпрямился, уверенный, что своенравный сын в этот раз не ослушается отцовской воли.
— Папа... папочка... Мы спасём тебя. Найрус отличный врач.
— Думаешь, я сам не хотел бы ещё пожить? Раны слишком серьёзны. Вся кровь, которая вокруг, моя. Я ещё жив и говорю с вами только из-за ужасных снадобий, которые заставил принять доктор Шанкр, чтобы я не потерял сознание. Чтобы чувствовал боль до конца.
Тенир сдался лишь тогда, когда Найрус скорбным голосом сообщил, что спасти его отца им не удастся. Гулле вообще уже должен был быть мёртв с такими ранами.
— Папуля... Дорогой.... Ну, что ж так-то? Что ж так!
— Мало времени, сыночек. Храни маму. Передай, что я её очень люблю. И помни. Ты сын Воина Чести, наследуешь все его привилегии и славу. Никогда не чванься первым, и не запятнай второго. Я тебе дарю свой меч. Это отличное оружие. Пусть оно в твоих руках служит только добру. Больше никогда не позволяй своей жажде справедливости превратится в тупую злобу. Ты понимаешь, о чём я. Быть беспощадным не нужно много подвига. Уметь прощать... да, это сила. И прости, что не был рядом, когда был больше всего нужен.