– А вы разве не знаете почему?
– Э, Виктор Петрович. Школьные положения здесь не годятся. Многое просто устарело, превратилось в теоретическую труху.
– А ваши - годятся?
– Я ни на чем не настаиваю. Я всего лишь подаю голос.
– Понимаю.
– Еще иные, гораздо более свободные межнациональные связи, и не только внутри страны. И многоемногое другое. Вы знаете, что означает слово "культура"? В словарях: возделывание, обработка почвы, уход за ней. Но самое точное значение слова, которое вы не встретите ни в одном нашем словаре: упорядочение. Вдумайтесь - упорядочение. Иначе говоря, культура - одна из тех мощных сил, которая противостоит хаосу, распаду, разрушению. 1-1 не та ли забота у нынешней перестройки?.. Нет, Виктор Петрович, наш вы человек. Если мы желаем добра и здоровья своей Родине, то, конечно же, должны все сделать для того, чтобы культурные ценности хотя бы не уничтожались. Восстановить разрушенный культурный слой - важнее, по-моему, сейчас задачи нет. И вы, и я, и все мы должны работать на это, на восстановление культурного слоя, потому что иначе расти будут одни сорняки.
– Умереть теперь готова и блоха, мадам Петрова.
– Возьмите проблему невостребованностк талантов, над которой вы тоже порядочно иронизировали. Если не ошибаюсь, мы единственная страна в мире, которая до сих пор отторгала талантливых людей. В советский период, я имею в виду. Вавилов, Бухарин, Тухачевский, Пастернак, Мейерхольд, Чаянов, Худенко - практически во всех сферах. А талант - это же способность видеть незримое, направление общественного развития в том числе. Уникальная способность генерировать свет, отвоевывать у тьмы все новые и новые пространства, новые прекрасные обиталища и дарить их людям, делать души зрячими. Скажите, кому плохо, если талантливый человек вовремя увидит и подскажет? Стране плохо, Отечеству? Народу, жителям страны, человеку? Нет. Плохо только винтику на гранях пирамиды - только человеку, умноженному на минус единицу.
Кручинин помрачнел.
– Довольно... Я правильно понял? Человек, умноженный на минус единицу, - человек с двойной моралью.
– Удобный проводник сил зла.
– Но мораль у него двойная? Так?
– Может быть, и тройная, и четверная. А точнее - ее нет вовсе.
– Значит, - подмигнув, сказал Кручинин, - вы тоже человек, умноженный на минус единицу.
– Здрасьте вам, приехали, - изумился Изместьев. - Поговорили называется. С чего вы взяли?
– Вернемся к нашим баранам, - жестко сказал Кручинин. - Я внимательно вас выслушал и должен сказать, что теория ваша вредная. Я бы даже сказал, социально опасная. Ваше дело, конечно, соглашаться или не соглашаться. Но мой вам совет: держите свои мысли при себе. Еще лучше - выкиньте всю эту чушь из головы. Записали - уничтожьте.
– Но, Виктор Петрович. Душа умирает. Душа умирает в каждом из нас, если мы видим и молчим.
– Что-то там у вас, конечно, есть, - примирительнее сказал следователь. - Правда, путаное. Нечеткое. И главное, несвоевременное - зачем вперед батьки в пекло? Можете помешать... В общем, как хотите. Но я вам рекомендую - уничтожьте.
– Никогда не понимал запретительных акций. Какой смысл? Все равно рано или поздно прорвется, никуда не денешься. Можно, конечно, запретить не замечать гору, которая у всех под носом, но надолго ли? Другое дело, если бы вы сказали, что все наши умствования, вся паша так называемая работа мысли - ничто перед величием и мудростью живой жизни, природы. Что человек - только продукт ее, и теории его - продукт продукта. Что все его потуги на царствование, на верховную власть над ней - от невежества и гордыни. От неразвитости души.
– Человекобог, а не богочеловек?
– Именно.
– И тем не менее прислушайтесь. Не надо сейчас. Ни к чему.
– Истина сноснее вполоткрыта, как говорил дедушка Крылов?
– А что вы думаете? - подхватил Кручинин. - Он прав. Когда такая рубка идет - вдвойне. Втройне прав.
– Жаль.
– Ну, я вас предупредил... Кстати, о знаках. Там, у озера, мне говорили, был дорожный знак... "Сквозной проезд запрещен". Или "кирпич". Стоял несколько лет и вдруг исчез.
– Очередное головотяпство. Зачем там дорожный знак, когда ни одна машина проехать туда не может.
– Почему он исчез, по-вашему?
– Понятия не имею.
– Сам знак мы нашли. Он согнут, помят. Л вот столб, на котором был прибит, исчез.
– Вопрос не ко мне... Там не столб. Заломалн молодую березу, врыли. Делают что хотят. Чтоб мотоциклисты не катались. А они все равно ездят что им какой-то знак?
– Скажите, Алексей Лукич, - спросил следователь, лукаво улыбаясь. - А тот плащ, в котором вы были в тот день... он сохранился?
Изместьев бросил быстрый взгляд на следователя.
– Он на мне.
– Разве?
Изместьев взорвался.
– Что вы хотите сказать?
– Нервничаете, - Кручинин подбросил шарик. - Неосторожно, Алексей Лукич, ох, как неосторожно. Нет тайного, что не стало бы явным.
– Я уже объяснял. - Изместьев был явно взволнован, ему никак не удавалось взять себя в руки, и оттого он еще необратимее досадовал на себя. - Ни лгать не хочу, ни свидетельствовать в вашу пользу.
– Потому что правосудие несправедливо?
– Несовершенно.
– А может быть, все дело в другом? - вкрадчиво спрашивал следователь. А, Алексей Лукич? Может быть, вы просто не хотите показаться передо мной тем, кто вы есть на самом деле?
– Я?
– Может быть... исполнилось тело желаний и сил, и черное дело я вновь совершил?
– Перестаньте. Вы в своем уме?
– К сожалению, Алексей Лукич, вы у меня не один. Надо прощупать молодежь. Причем срочно. Иначе разбегутся, - и резко развернулся к Изместьеву. - Правду! Говорите правду! Ну?.. Где топор? Куда вы спрятали плащ? Быстро! Правду!
Они зло смотрели друг на друга. Изместьев побагровел - дышал тяжело, сипло.
– Аа, - махнул он и быстро зашагал в сторону дачного поселка. - Подите вы...
– Куда же вы? - рассмеялся Кручинин. - Алексей Лукич, голубчик?
– К дьяволу!
12
Они отпустили частника у центральных ворот дачного поселка. Дальше пехом.
Улица вилась по краю леса, номера прыгают, фонари разбиты.
– Шесть. Она.
– Не слабое сооружение.
– Однако на кладбище ветер свищет.
– Это еще надо проверить.
Они перемахнули через забор.
– Мать моя буфетчица, опять накол?
– Вскроем.
Окна плотно зашторены, ставни на зиму не забиты.
– Непруха.
– Tec, - прошептал Иван.
Андрей приложил ухо к двери.
– Есть! - и задергал. - Открывай!
– Чего надо?
Голос скрипучий, ломкий - обитатель дачи явно не рад был непрошеным гостям.
– Открывай! - Андрей затряс дверь так, что в ближайших окнах пискнули стекла. - Ну?
– Чего надо?
– Шоколада!
– Проваливайте, откуда прпшлн.
– Ты, что ли? Артем? Ну, кидало, божий одуванчик.
Обыскались. Слышь, давай без шума.
– От кого?.. Я вас не знаю.
– Открывай! Ну!
– Я принимаю по утрам... Завтра.
– Высадим!
За дверью замолчали. Затем неожиданно в замке хрумкнул замок, и правая створка с писком отошла и шмякнулась о перильце крыльца.
Севка первым шагнул в темноту.
– Как у чукчи.
– Не жмотничай! Зажги свет!
– Эй! - позвал Иван. - Ты где?
Внезапно под высоким потолком вспыхнула люстра, и они увидели справа у стены узкоплечего длинноволосого парня в джинсовой паре. Двумя руками он сжимал пистолет.
– Стоять! - визгливо вскричал он. - Стоять!
Андрей почесал у виска.
– Арте-е-ем. Золотой.
– Стоять!