– Ну, ты даешь.
– Дверь! - показал пистолетом Мамонов.
– Убери игрушку, - сказал Андрей. - Спрячь.
– Дверь!
– Понял, - Иван плотно прикрыл дверь.
– Лицом к стене! Живо! - командовал Мамонов. - Все! Лицом к стене!
– Не дури.
– Руки! - кричал Мамонов. - Выше! Все!
– Арте-е-ем. Ты чего?
– Барахла насмотрелся, - сказал Севка.
– Преклоняться перед Западом, - сказал Иван. - Это ж курам на смех.
– Молчать! Руки!.. От кого? Что надо?
– Разорался, - Андрей зло развернулся и двинулсч на Мамонова. Придурок. Сходку захотел? Чтоб народ привалил?
– Стоять! - отступая, взвизгивал Мамонов. - Я говорю: стоять!
– Дай сюда.
Мамонов трусливо пятился.
– Нет! Не подходи!.. Я тебе... Я...
– Кончай понтярить. Дай сюда.
– Стоять! - Мамонов зыркнул в стороны и вдруг побежал.
В два прыжка Андрей настиг его, сбил и прижал к полу.
– Отдашь... сволочь.
– Уййй, - застонал Мамонов. - Больно же.
– Хорош ты парень, да ни к черту не годишься, - сказал Андрей, поднимаясь и рассматривая пистолет. - Угадал. Зажигалка, - нажав на курок, щелкнул. - Эй, каскадеры! Кончай с жизнью прощаться!
Сидя на полу, Мамонов корчился от боли и потирал ушибленный локоть.
– Киноман. Перекушал западной пропаганды... Я рад, Артем, что мы в тебе не ошиблись.
– Бельмондо! - гаркнул Иван.
– Жлобье, - стонал Мамонов. - Скоты.
– Пошамать найдется?
Иван проверил под лестницей холодильник.
– Полно!
– Тащи.
Севка с грохотом передвинул стол на середину, под люстру. Вздернул Мамонова с пола, прихватив за ворот куртки, и невежливо усадил на стул.
– Да не дрожи ты. Большая жратва будет.
Иван принес пиво, огурцы, колбасу и хлеб. Отыскал в буфете ножи и стаканы.
– Тебе порезать, хозяин? Или кусочком?
Мамонов бросился к двери.
– Ку-уда-а? - Севка поймал его, смазал по щеке и снова швырнул на стул.
– Присаживайся, кидало. Уважь гостей.
Иван подтащил Мамонова к столу вместе со стулом.
– Погнали, братва.
Севка дорезал колбасы, Иван открыл пиво.
– Так, Артем, - сказал Андрей, открывая торжественный ужин. - У нас к тебе дельце. Понял, звездун ты наш дерганый? Не бойся, мы не из органов.
Иван поперхнулся пивом.
– В натуре, - сказал Севка. - Там не бьют.
– Привольное помнишь? Вот моя деревня, вот мой дом родной. Не забыл еще? А?.. Ты там случайно никого не кокнул?
Мамонов мрачно молчал, опустив голову.
– Знаем, знаем... Извини, мы юноши грубые.
– Что делать, - сказал Иван. - Жизнь заставляет.
– Так вот, Артем. Нам срочно понадобилась машинка. Та самая, которую ты спер. Ты нам ее возвращаешь, и мы - друзья. До гроба... Хочешь бутерброд?
– С колбаской?
– А похмелиться?
– Ты чего блеять перестал, козляк? - Андрей плеспул пивом Мамонову в лицо. - Научили вас врать!.. Смотри сюда, - он с хрустом переломил огурец. - Ручки, ножки. Шейка твоя блатная. Желаешь? И дождь смывает все следы. Обещаем. Сверху как целая, а внутри - хряп, - и он выразительно надкусил огурец.
– Ну? - сказал Иван. - Врубился?
Севка пальчиком, небрежно, поддел Артема за подбородок.
– Будем беседовать? Или будем в молчанку играть?
– Вы, - хриплым осевшим голосом спросил Мамонов, - "голубые береты"?
– Смотри-ка. Заговорил.
– Ну-ну, - сказал Севка. - Что вас еще интересует?
Мамонов пошевелил припухшими губами.
– Кто... навел?
Андрей прислонил ко лбу его огрызок огурца.
– Капитуляция безоговорочная, понял? Условия диктуем мы.
Мамонов уставился в пол.
– Сдал... Жду башлн... Должны подвезти.
– Подними! - рявкнул Андрей. - Подними глаза!
И смотри на меня!.. Так.. Быстро повтори, что ты сказал!
– Жду... Должны подвезти.
– Кино смотришь. Слыхал про детектор лжи? А? Сам не пробовал?
Шваркнув по полу стулом, Иван поднялся и согнутой рукой обвел Мамонову шею.
– Кряк - и все. Хана рулю, как у вас говорят. Козлик прощается с нами. Или сомневаешься?
– Не надо, - попросил Мамонов.
– В глаза!
– Чтоб мне пыром брать.
– Врешь... Ну ладно. Растолкую, - Андрей заходил. - Попал ты, голуба. Посмотри на каскадеров - хороши ребята? Да и я, как ты понял, малый не промах.
Драпануть, увильнуть от нас - даже не мечтай.
– Еще никому не удавалось, - прихвастнул Севка.
– Если не врешь, подождем. Пусть подвезут. Пивка попьем.
– С хозяином. В бункере.
– Ты полный идиот, если думаешь, что вырвешься из такой клешни. И будь спокоен, мы возьмем то, что тебе не принадлежит. Плюс проценты, учти. За время. За каждый лишний час. Хорошие проценты, приятель.
Севка хихикнул:
– Бесплатно ишачить - вредно.
– Ага. Здоровье не позволяет.
– Да, золотой, - сказал Андрей. - Я не поверил, - и громко приказал: Встать!
Мамонов испуганно и неуверенно приподнялся.
– Смирно!.. Вот, родненький. Сейчас мы гебя-быстренько разденем. Не бойся - догола. Пересчитаем клавиши. И не очень аккуратно оденем. Извини. Глаза у тебя плохие, князь... Тебе сколько лет? Тридцать натикало?
– Все мои.
– А с виду - пацан.
– Посмотрим, как сохранился. Готов? Вот и хоккей.
– Поехали, - сказал Иван, сдергивая с Мамонова куртку.
Развернув стул, Андрей сел и закинул ногу на ногу.
– Хилый ты, - подтрунивал on. - Недоедаешь? Нищета заела? Плохой аппетит - совесть нечиста.
– Жуть, - качал головой Севка.
А Иван:
– Дряблый. Желтый.
– Нет, Артем, ты не прав. Одной киношкой сыт не будешь.
– Костлявый - тьфу.
– Такая голь, что и сечь неохота.
По мере того как его раздевали, Мамонов менялся в лице.
– Не злись - печенка лопнет.
– Эх, Артем, Артем. До чего ты себя довел. Смотреть противно... Между прочим, у тебя какой болевой порог? Низкий? Или высокий?
– Фашисты, - выдавил Мамонов, по-звериному ощерив зубы.
Андрей погрозил ему.
– Обзываться - нехорошо. Не люблю.
– Фашисты.
– Последний раз предупреждаю. Мной хоть полы мой, да не называй шваброй... Я что говорю-то, дурошлеп? Так отощал, что тебя и женщины любить не будут.
И тут откуда-то сверху раздался звонкий насмешливый женский голос:
– Много вы понимаете про женщин.
Иван и Севка бросились врассыпную. Андрей отпрыгнул в сторону и спрятался за стул, на котором сидел Мамонов.
– Без паники, мальчики. Я проголодалась.
По лестнице с верхнего этажа спускалась Маринка. Она была в длинном узком бархатном платье и ядовито-зеленом парике. В приподнятой руке держала небрежно с отставок, заокеанскую сигарету в длинном мундштуке.
– Мать моя буфетчица, - прошептал Андрей - Марин, ты?
– Не узнал. Она самая.
– Дела-аа... Прямо суперстар.
– Зеленая, - буркнул Иван. - А все равно лахудра...
– Попрошу без грубостей. Вы не у себя дома.
– Извини. Он вашу партию недолюбливает.
– Мягко говоря, - сказал Иван.
Марина спускалась неторопливо, стараясь придать своим движениям значительность. Она явно кого-то представляла, какую-то богатую сильную женщину, хотя на самом деле выглядела смешно и нелепо - к бархатному платью и дамской сигарете "очень шли" кроссовки на босу ногу, длинные шнурки от которых волочились по полу, вспрыгивая и взвиваясь змейками, при каждом ее шаге.
Сигаретой в мундштуке она царственно указала на Мамонова.
– Сделайте, пожалуйста, как было. Мне неприятно.
Севка рванулся на второй этаж - проверить, нет ли там кого еще.