– Прикройся, дистрофик, - Иван швырнул Мамонову куртку и джинсы. Наложницу раздражаешь.
– Прошу к нашему шалашу, - сказал Андрей, предлагая Марине стул. - Мы с вами где-то встречались?
– Пусто! - крикнул Севка.
– Мог бы и хозяйку спросить.
– Доверяй, но проверяй, как любит говорить президент Соединенных Штатов. Пивка вмажем?
– Спасибо. Не откажусь.
– Ты с Катькой?.. Вы что же - в связке? Вместе обтяпали?
– Катерина здесь ни при чем.
– Ой ли?
– Можешь мне верить.
– Бабам? - возмутился Иван. - Верить?
– Пусть он помолчит, - сказала Марина, ткнув мундштуком в сторону Ивана. - Он слишком однообразен.
– Нет, я одного не пойму, - допытывался Андрей. - Славку с Максимом нагреть хотели? За что? Почему?
– С отца потянуть, - подсказал Севка.
– Совсем уже...
– Повторяю, - рассердившись, сказала Марина. - Катерина здесь ни при чем.
– Хорошо. По данному вопросу дебаты закончили. Это легко проверить.
Марина взбила на затылке парик.
– Надеюсь, мы будем друзьями. Я слышала о вас. И, признаюсь, была уверена, что работаете вы непрофессионально. Теперь увидела вас в деле и должна сказать, мнение свое изменила. Вы мне понравились, - она кивнула в сторону уже одетого Мамонова. - Дайте и ему пива... Мы поладим, не сомневаюсь. Машинка здесь. Артем не мог поступить, иначе.
– Понимаю. Где жить, тем и слыть.
– Я вам ее дарю.
– Минутку, миледи. Наши условия тебе известны?
– Проценты?.. Озорники... Я полагаю, достаточно будет просто обрадовать Катерину... Если не ошибаюсь, Андрей, ты в нее немножко влюблен?
– Э, нет, голубушка. Так не пойдет. Одно дело - мартовский кот и совсем другое - клиент всегда прав.
Севка встал за спиной у Марины.
– О, прошу вас, - сказала она, снова поправив парик. - Только не это. Мы же цивилизованные люди. Насилие - как можно?
Мамонов, наклонив угрожающе голову, с криком бросился на Андрея. Иван подсек его, встряхнул и снова усадил на место.
– Нервный.
Мамонов морщился и стонал.
– Кранты... Перережу... поодиночке.
– Осторожнее, мальчики. Мой вам совет. Он гордый. И унижения может не простить.
– Этот? Гордый?
– Позавидовал плешивый шелудивому.
Мамонов, взревев, бросился на Андрея, и снова Иван легко его усмирил.
– Хана вам... Не жить... Гадом буду.
– Ух, - рассвирепел Андрей. - Отпендрячить бы тебя. Чтоб словами не бросался.
– Артем, - попросила Марина. - Давай без глупостей. Успокойся.
– Рассчитаемся? - предложил Андрей. - Пока он тут всех не перерезал. По-быстрому?
– Я согласна. Ваши условия?
– Где машинка?
– Комод, - показала Марина. - Нижний ящик. В заводской упаковке.
Севка проверил, вскрыл коробку и кивнул: все точно, она.
– Приятно иметь дело с разумной женщиной.
– Бабье, - не удержался Иван.
– Десять процентов. От общей. Цена государственная. По-божески.
– Пара косых?
Андрей помедлил.
– Три. Поиздержались.
– Чуть в Ригу не укатили, - напомнил Севка.
– Вот именно. А время - деньги. Набежало. Пеня. Все справедливо.
– Можно подумать?
– Нет.
– А если я не приму ваших условий?
– Не советую.
– И меня разденете?
– Мадам догадлива.
– Мальчики! - воскликнула Марина. - Дорогие мои. Мне самой хочется. Мне это доставит только удовольствие.
– Гады, - прошипел Мамонов.
– Ух, надоел. В натуре, Артем. Не нравишься ты мне. Все больше и больше. Смотри, наткнешься рылом, - и показал увесистый кулак. - Видал?
Марина громко, театрально расхохоталась. Резко сдернула зеленый парик и, помахав им как флагом, огладила бритую наголо голову.
– Давайте, мальчики! Вместе! И я, и вы! - и дрыгнула ножкой, потом другой, расшвыривая кроссовки. - Затопим камин. Такая плата вас устроит?
– Нет, - зарычал Мамонов. - Нет.
– Осел золотой, - прижал его к стулу Иван. - Сиди.
Марина вспрыгнула на стол и затанцевала.
– Музыки! Хочу музыки! Где музыка?
– Всем оставаться на местах! - громко приказал Кручиннн.
13
Никто не слышал, как они вошли. Обе дверные створки были распахнуты. На пороге стояли двое - один в штатском, руки в карманах плаща, шляпа сбита набекрень, второй - пожилой, грузный, в форме милиционера. Андрей сразу узнал их - они запомнились еще там, у озера, на месте происшествия.
– На сегодня хит-парад отменяется.
Следователь улыбался, раскачиваясь на каблуках, наблюдал, запоминая новые лица. Он не скрывал, что доволен их общей растерянностью. Затем сделал знак, и милиционер без колебаний подошел прямо к Андрею и цепко взял его за руку.
– В чем дело? - возмутилась Марина. - По какому праву?
– Вы - хозяйка?
– А вам какое дело? Вы кто такой?
– Виктор Петрович. Следователь. Вот мое удостоверение.
– Я неграмотная, - с вызовом сказала Марина.
– Разрешите? - вежливо поинтересовался Мамонов. - Все-таки четыре класса. Одним глазком?
И тут Иван вырубил свет.
– Стоять! - взревел Кручинин. - Всем стоять! - Он метнулся к двери. - Михалыч. Фонарь!
Его отшвырнуло к стене. Возня, стон, картонный треск, что-то упало. Топот.
– Михалыч? Ты где?
Нащупал наконец пупочку на стене. Загорелся свет.
– Та-ак... Ну, что ж. Им же хуже.
На столе в малиновом купальнике стояла лысая Марина, заломив руки за голову, и предовольно хихикала. Под столом, кряхтя и охая, корчился милиционер.
– Помочь, Михалыч?
– Паразит, - ворчал милиционер. - Шею свернул.
– Оружие цело?
– При мне, не беспокойтесь.
– Хорошо.
– Зря вы, Виктор Петрович, садануть не велели.
Хотя бы разок, для острастки. Крышу бы им продырявил, вмиг присмирели. - Михалыч вылез, потирая затылок. - А то ищи теперь.
– Ничего. Сами явятся.
Марина, напевая вполголоса популярный мотивчик выламывалась на столе.
– Эта еще, - злился милиционер, - задницей крутит.
– И блоха, мадам Петрова...
– Я не Петрова.
– Но - блоха?
– Выбирайте выражения, товарищ следователь. А то, знаете, за оскорбление личности...
– Спускайтесь, - приказал Кручинин. - И можете одеться.
– Зачем? Мне и так хорошо. Или я вам не нраилюсь?
– Михалыч от вас без ума. Правда, он предпочитает одетых.
– Извращенец. А вы?
– Когда-то однажды я вас увидал, увидевши дважды, я вас забирал.
– Что-то не поняла. Вы меня приглашаете к себе?
– И побыстрее.
– Наконец-то. Лечу! Ловите!
И она прыгнула Кручиннну на руки.
Часть третья
СТАРЫЙ СОЛДАТ
1
Агафонова похоронили в Долгопрудном. Притулу кремировали в Митине.
День за днем, с разницей в два часа.
В Митино Кручинин послал помощников, в Долгопрудный отправился сам.
Провожали покойного человек двадцать. Пока везли каталку по аллеям к участку, мать Агафонова плакала в голос, а когда опускали гроб, ей сделалось плохо. Из молодежи пришли попрощаться черноглазая красивая девушка, которую родственники покойного называли Катей, и курчавый инвалид в коляске, которого никто из родственников, похоже, не знал и которого Катя называла уменьшительно-ласково - Яшенька.
Прибыл и Изместьев. Во время последней прогулки в лесу Кручиннн сообщил ему о дне похорон, и он приехал, хотя и не обещал. Причем много раньше назначенного часа - и терпеливо ждал, сидя на лавочке у административного корпуса.