Катя закурила. Спросила:
– Решили бороться с рэкетом?
– А вы не советуете?
– Бесполезно.
– Разрешите узнать, почему?
– Поговорите с Яшей, он вам объяснит. Потому что народу выгодно.
– Народу? - рассмеялся Кручинин.
– Может быть, я неудачно выразилась. Тем, кто живет за счет дефицита. Или не так: в условиях дефицита. Частнику выгоднее заключить договор о безопасности, чем быть ограбленным. За сотню в месяц.
– К сожалению, вы правы. Имеем. Со времен застоя, как сейчас говорят.
– Снова ошибаетесь.
– Да ну?
– Никакой не застой, - заспорила Катя. - Если хотите знать, это было во время гражданского неповиновения.
– Как-как?
– Гражданского неповиновения. Тихого или громкого. На всех этажах.
– Впервые слышу.
– А вы поговорите с Яшей.
– Непременно, - Кручинин качнулся на каблуках и продекламировал: Страшно жить на этом свете, в нем отсутствует уют, ветер воет на рассвете, волки зайчика грызут... Легкий презент, - он протянул растерянной девушке шарик. - И моя визитная карточка. Пожалуйста, без стеснений. Времена меняются, молодые люди. Не дайте застрять ребятам в эпохе гражданского неповиновения. Яша, привет отцу. Будьте здоровы.
– До свидания.
8
– Атас, - восхитился Иван. - Особнячок отгрохал как азиатский секретарь.
Севка не верил:
– Своими руками?
К дому Хопрова они подошли в сумерках. Подзадержались в сторожке.
Изместьев стриг бороду, укорачивал усы, брился, искал куда-то запропастившуюся кепку, подробно рассказывал, объяснял, вводил их в курс дела, и перед самым уходом они немного перекусили.
– Эй! Хозяева!
На стук в дверь долго никто не отзывался. Наконец услышали шарк и недовольный женский голос:
– Кто там?
– Откройте! Милиция!
– Тьфу, пропасть.
Дверь им отворила корявая старая женщина с вислым носом. В руках она держала зажженную керосиновую лампу и смотрела на них раздраженно и зло.
– Ну? Чего надо?
– Евдокия Николаевна? - доброжелательно поинтересовался Изместьев. Тужилина^
– Ну?
– Алексей Лукич, следователь.
– Черти вас носят. Приходил уже от вас, тоже сыщик, все вынюхивал.
– Да-да, Кручинин Виктор Петрович. А это наши молодые сотрудники. Прошу познакомиться.
– Поздно мне знакомиться. Чего надо?
– Поговорить, Евдокия Николаевна. Поговорить.
– Некогда мне с вами разговаривать.
– Хозяйка, - вмешался Севка. - Вы чего-то недопоняли. К вам пришел следователь. Из прокуратуры.
Просто так, в гости, следователь к незнакомым людям не ходит. У нас к вам дело. Мы же могли вас вызвать, вы понимаете?
– А ты что за прохвост? Ишь, учить вздумал. Без сопливых разберемся.
– Мы в доме Хопрова? - спросил Изместьев. - Павла Никодимыча?
– Ну.
– А сам хозяин? Дома?
– А то вы не знаете! Болен он. Захворал.
– Можно к нему?
– Нельзя!
– Нам необходимо посмотреть на него.
– На кой? Хворый, он и есть хворый. Чего глазетьто попусту?
– Евдокия Николаевна, - снова не выдержал Севка. - Андрей Лукич вам объяснял. Мы здесь по важному делу. И хорошо бы не мешать нам, а помогать.
– Да иди, иди, черт настырный. Помощницу нашли.
Она поставила лампу на широкий самодельный стол и отошла к плите.
– Почему света нет? - поинтересовался Иван.
– Лампочка перегорела.
– Может, ввернем?
– Ступай к себе и вворачивай.
– Он там? Тоже без света?
– Обождите маленько. Покормлю хоть.
Она что-то наскоро приготовила. И толкнула ногой дверь.
В комнате горел свет. Они вошли вслед за хозяйкой и сгрудились у порога.
В дальнем углу, за белоснежной русской печью, держал на широкой деревянной кровати у окна немощный больной старик. На нем была байковая рубашка в шашечку, голову прикрывала лыжная шапочка. Глаза его из-под опущенных век смотрели на вошедших безо всякого выражения.
Помимо резной мебели, фигурных подоконников, всевозможных этажерок и полочек, массивного киота из черного дерева в красном углу, эта большая светлая комната поражала еще и разумностью планировки, а также прибранностью, ухоженностью и чистотой.
– Хорошо у вас, - сказал Изместьев. - Красиво.
Чисто.
– А как же?
Тужилина пододвинула к кровати одноногий разлапистый табурет. Села.
– Поесть тебе надо, Пашенька. Слышишь? Поесть, миленький, - она осторожно поднесла к губам больного кружку с молоком. - Ну вот. И славно. Пей, пей.
Чего-чего, а этого вволю. Спасибо. Татьяна не забывает.
Пей, миленький, пей. Хорошо, - кончиком платка вытерла больному губы. И пожуй маленько. На-ка...
Ну, что ты, Пашенька. Нельзя. Так и ослабнуть недолго.
Надо поесть. Откуси. Ну, чуток. Кусочек... Нехорошо так, Пашенька. Ей-богу, нехорошо. Вот гости из милиции - что они скажут? Нам с тобой поправиться надо.
Сидишь сиднем, - Тужилина неожиданно всплакнула. - Господи, Пашенька. Вояка ты мой... Пожалей старую... Бубнишь и бубнишь, не разбираю никак...
Хоть словечко бы... Измучилась я без тебя, Пашенька.
Вставай уж... А ну как не выхожу? А ну как на руках отойдешь?.. Господи, грех-то какой, - больной медленно поднял руку, растопырив корявые пальцы. - Ну-ну, не буду. Сглупа. Прости, милый. Не серчай, - она промакнула рукавом слезы на щеках и пощупала под одеялом. - Сухонько там? А то переменю... Ну-ну, не серчай. Не хочешь, и не надо. Потом поешь, правда? Вот гости уйдут, и поешь. Ну сиди. Лежи, отдыхай, - она встала и торопливо перекрестилась, обернувшись к иконам. - Господи. За что наказал?.. Мочи нету.
– Пропала речь? - спросил Изместьев.
– Плохой совсем, - горестно ответила Тужилина. - Гудит да мямкает, а о чем, не всегда и поймешь.
– Но слышит?
– В разуме...
Они перешли на веранду. По сигналу Изместьева Севк? надавил на клавишу - включил магнитофон на запись.
– И когда это случилось?
–Ранен он был. Контужен. В войну. Маленько запинался, когда разволнуется... А тут и вовсе.
– Когда - вовсе?
– Не помню, милок.
– И все-таки. С какого времени вы перестали понимать, о чем он говорит?
– Да уж порядочно.
– Со вторника? С девятого числа?
– Может, и со вторника.
– Пожалуйста, постарайтесь вспомнить.
– Ни к чему мне, милок. Я их, дни-то, давно не разбираю.
– Примерно - неделю назад?
– Примерно?.. Может, и так.
– А почему врача не вызвали?
– Их дозовешься, - с сердцем сказала Тужнлина. - А придет - костолом.. Только хуже наделает.
Или в карету упрячут. А то и вернут - в гробу.
– Хотите, я вызову?
– Себе вызывай! А мы уж как-нибудь... прежде смерти не помрем.
– Лечите?
– А ты как думал? Бросили?
– Травами? Отварами?
– И травками. Где и сальца нутряного вотру. Припасла. Заговор знаю.
– И помогает?
– Прицепился, - всплеснула руками Тужилина. - Тебе какое дело? Ты кто мне - сват?