– Ладно, - сдался Иван. - Аида.
И они понуро направились в комнату.
10
Тужилина молилась в красном углу.
– Евдокия Николаевна, нет ли у вас каких-нибудь дел по хозяйству?
Тужилина за спиной показала Изместьеву кукиш.
– Понятно, - сказал Изместьев. - Бастуем, - и пододвинул табурет к постели больного. - Павел Никодимыч? Как вы себя чувствуете?
Иван устроился с магнитофоном у изголовья, а Севка, оседлав лавку у окна, старательно разгладил перед собой лист бумаги и в ожидании начала смачно прихлопнул его ручкой.
– Господи, - прошептала Тужилина. - Что надумали?
– Я попрошу вас выйти.
– А что ты распоряжаешься? Ишь. Я в своем доме нахожусь.
– Никто не должен нам мешать. Ни вопросов, ни просьб - ничего. Тишина мертвая, как во время операции. Вы способны выдержать, Евдокия Николаевна?
– Черти вас принесли.
– Все! Тишина! - Изместьев склонился к больному.
Иван включил магнитофон.
– Павел Никодимыч, вы меня слышите?.. Извините, что беспокоим, но дело неотложное... Помогите следствию... Человек вы с опытом. Воевавший... Нам необходимо выяснить... что с вами случилось?
Бескровное лицо Хопрова оттеняла испуганная улыбка. Он не понимал, ни кто перед ним, ни что происходит.
– Хорошо. Мы поступим следующим образом... Вы меня слышите?.. Я буду называть вам слова. Строго по одному. А вы попробуйте ответить. Спокойно. Как сможете. А я постараюсь понять... На каждое мое слово.
Очень просто. Ну, например. Я говорю "небо", а вы - "голубое" или "чистое", или "с облаками". Первое, что придет вам в голову... Договорились?
Тужилина бессильно опустилась на табурет:
– Что хотят, то и творят... Власти называются.
– Итак, Павел Никодимыч. Никакого волнения.
Мой помощник возьмет вашу руку... Так. Великолепно... Начнем. Первое слово: "стол".
Хопров пусто, непонимающе смотрел на Изместьева.
– Я говорю: "стол". А вы должны ответить - какой. Или как стоит. Все равно - дубовый, широкий, колченогий. Любое слово, какое взбредет вам в голову. Первое попавшееся. Ну? "Стол".
У больного дрогнули губы.
– Так. Очень хорошо, Павел Никодимыч, - Изместьев почти накрыл собою Хопрова, впившись глазами в его вялые губы, жадно, алчно вслушиваясь в невнятные робкие звуки. - Кажется, уловил... Записывайте, Никитич: "сам". Правильно, Павел Никодимыч? Вы сделали стол своими руками?
Глаза Хопрова медленно оживали. Он благодарно, е легким удивлением посмотрел на Изместьева. И впервые - вполне осмысленно.
– Браво. Лед тронулся. Дальше "окно".
Тужилина истово перекрестилась несколько раз.
– Как?.. Не разобрал... "На стене"?.. А, догадался. "Настежь". Записываем: окно - настежь... Превосходно. "Пища", еда.
Хопров чуть слышно подмыкивал, старательно сминая губы.
– "Вор"?.. Нет... "Вертит"?.. Спокойнее, не торопитесь... А... Все-все... Надо же. "Воротит". От еды - воротит... Дальше: "сад"... Так, так... Умница, Павел Никодимыч... "Наш". Ответ - "наш"... Теперь "земля"... Как?.. "Одна"?.. Не угадал... Ааа... "Родная".
Родная земля. Очень хорошо... А вот такое слово, Павел Никодимыч. "Дерево".
По лицу Хопрова пробежала хмурь. Он растерянно смотрел на Изместьева.
– Легкий нажим?
– Да, - ответил Иван.
– Хорошо... Записываем: "дерево".
– Чего? - не понял Севка. - Было же "дерево".
И опять?
– Именно. Не отвлекайте... Следующее слово: "тропа"... Так... Хорошо. Ответ: "ухожу". - Изместьев возвысил голос. - Дальше - "война"!
Хопров насупил брови и взморщил лоб. И отвечал чуть громче.
– Дрожание, - сказал Иван.
– Вижу, вижу... Записывайте: "будь проклята". Записали? Теперь "опушка"!
– Дрожит.
– "Опушка"!
Глаза Хопрова вспыхнули и тотчас потускнели. На лице его медленно, как на фотобумаге под проявителем, проступал страх.
– "Пушки"? Я правильно понял?.. Ясно. Запишите: "пушки"... И еще одно: "березовый знак"!
Хопров резко дернулся. И захрипел.
– Спасибо, достаточно, - быстро сказал Изместьев и положил руку на плечо больного. - Успокоились.
Все хорошо. Успокоились. Вы молодчина, Павел Никодимыч. Там, где задержка с ответом, отметьте галочкой. Напротив слова. Не затруднит? Кстати, и техника может отдохнуть.
Иван надавил на клавишу.
– Пашенька, - сокрушенно закачалась Тужилина, засматривая на кровать. Пашенька, - и вдруг бросилась на Изместьева с кулаками. - Черти с рогами! Мучители! Изверги!
Изместьев был настолько измотан допросом, что даже не защищался нелепо выставил руки и отклонился, оберегая лицо.
– Никитич, - попросил он.
Иван нехотя приподнялся, обхватил разъяренную женщину сзади и стиснул.
– Придется обеспечить безопасность, - сказал Изместьев. - И тишину.
– Попробуем.
Тужилина ругательски ругалась и сопротивлялась отчаянно.
– Бабун-я дорогая, - оторвав от пола, Иван покружил ее, как малого ребенка. - Смирно. Не бузи.
Она рычала, сучила ногами, пыталась его укусить.
– Я кому сказал?
Севка выхватил из запечья веревку, и вдвоем они вынесли ее на веранду.
Вскоре крики там прекратились.
11
– Ничего страшного, Павел Никодимыч. Не волнуйтесь, - успокаивал Хопрова Изместьев, платком вытирая шею, лоб, потные ладони. - Скандал нам сейчас ни к чему. Вероятно, беседа наша не для женских ушей. Вы согласны?.. Пусть Евдокия Николаевна займется хозяйством.
Вернулись ребята. Иван был туча тучей.
– Завязываем,что ли?
– Никитич! Держите себя в руках.
– С тех пор как с вами связался, я только этим и занимаюсь.
– Потерпите, осталось немного. Еще один акт.
– Ладно, Иван, - сказал Севка. - Первый тайм мы уже отыграли.
Иван раздраженно уселся на табурет.
– Ну? Врубать?
– Павел Никодимыч, Вы отдохнули?.. Продолжим?.. Итак: "озеро".
Хопров смотрел на Изместьева пугливо и недоверчиво. - Внимательнее. Прошу вас, Павел Никодимыч. "Озеро"... Так. Хорошо. Спокойнее... "Изгиб"?.. Нет?.. Вот оно что. Записываем, "гибель, гибнет". Слышите, товарищи? Озеро гибнет... Прекрасно. Поедем дальше. "Небо".. Что?.. "Мало"? Как это - мало?.. А впрочем... Запишите: неба - мало... Так. Теперь - "ложь"... Прекрасно... "Противно". Запомним. Вам противна всякая ложь... "Боль"... Так. Пишите: "ерунда"... Замечательно, Павел Ннкоднмыч, очень хорошо, - и снова возвысил голос: - "Молодежь"!
– Нажим.
– Правильно, так и должно быть... Не торопитесь...
"Надо"?.. Что-что?.. "Надо есть"?.. "Хуже горя"?.. Не понимаю, какое-то длинное слово... А, вот оно что. Запишите: "надоела хуже горькой редьки". Про вас, между прочим... Хорошо, Павел Никодимыч. Спокойно. Мы движемся к финишу. Еще немного... "Собака"!
– Дрожит.
– Вижу... "Да". Запишите: "да"... "Сторож"!
– Нажим. Сильный нажим.
– "Низость"!
– Нажим.
– Он отвечает: "да". Все время одно и то же: "да, да"... "Плач"! Плач взрослого человека. "Плач"!
– Дрожит. Сильно. Нажим.
– Он вспомнил. Видите? - воскликнул Изместьев. - Он все вспомнил! Мы были правы! Вспомнил! - Лицо его победно высвстилось. - Запишите: "лай". "Плач - лай"... Ax, какой же вы молодчина, Павел Никодимыч... "Издевательство"!
– Сильное дрожание. Очень сильное.
– "Атака"!
Хопрова качнуло в сторону. Он крупно задрожал.
– Нажим! Сильный нажим!
– "Удар"!
– Он просто каменный!
– "Я". Запишите: "я, я".
В глазах Хопрова мелькнул безумный злой сверк.
С неожиданной силой он выдернул у Ивана руку и, хрипя, попробовал приподняться.