— А вот, ты всё, бывало, бранился, что я коплю да «тушу» деньги… Вот теперь и расхлёбывай кашу! — после продолжительной паузы начал Игнатий Иваныч, снова сбиваясь на тему, больше других близкую ему теперь.
— Ах, право, Игнатий! Да не думай ты обо всём об этом. Ну, что за пустяки! Разве можно изводить себя из-за таких мелочей, погоди — наживём снова!.. Ведь у тебя ещё, слава Богу, осталось?
— Ма-а-ло!.. — страшным, сдавленным шёпотом протянул Игнатий Иваныч.
Порфирий Иваныч вздрогнул.
— Мало!.. Мало… — продолжал больной, снова пытаясь приподняться. — Тысячи четыре не наберётся… Да, да, всё, всё обобрали!
Игнатий Иваныч заплакал горькими слезами и спрятал лицо своё в ладонях рук. Порфирий Иваныч беспомощно смотрел на трясущуюся голову брата, бесплодно стараясь успокоить его. Игнатий Иваныч замер на минуту, потом опустил руки и, в упор смотрев в лицо брата, спросил:
— А ты дашь мне взаймы?.. А?.. Дашь?..
— Господи!.. Конечно, дам!.. Конечно!..
Порфирий Иваныч хрустнул пальцами сложенных рук, продолжая:
— Разве ты можешь сомневаться в этом, Игнатий?.. Раз тебе понадобятся деньги, то — сделай одолжение — бери… бери…
Игнатий Иваныч немного успокоился, лёг в постель и, как и прежде, скрестив на груди руки, уставился на окно неподвижными, ещё красными от слёз глазами. К вечеру он немного успокоился и высказал желание уснуть. Обрадованный этим Порфирий Иваныч распрощался с ним и ушёл. В кухне он долго шептался с кухаркой, объясняя той болезнь брата, и наказал старухе следить за больным ночью, и в случае, если ему будет худо, немедленно известить его об этом. Пообещав заехать на другой день вместе с доктором, Порфирий Иваныч уехал.
VIII
Через неделю Игнатия Иваныча перевезли в Н-скую больницу душевнобольных, потому что оставить его дома было бы небезопасно.
Приехав к брату на другой день, как было обещано, Порфирий Иваныч уже по лицу кухарки догадался, что с больным худо.
— Всю ночь, батюшка мой, Порфирий Иваныч, не спал он! Всю ночь! — боязливо шептала ещё не оправившаяся от пережитых тревог старуха, помогая гостю раздеться.
— А что?.. Что он делал?..
— Сначала всё в постели лежали, да этак всё что-то говорили сами с собой, а потом вдруг это зубами скрежетать начали. Бегу я в спальню со свечкой, а он как на меня крикнет!.. Я было к соседям, да вовремя вернулась: мол, что это я делаю?.. Тут — верно с час время прошло — призывает он меня и лампу приказывает засветить… Обрадовалась я, чайку ему предложила, а он отказался… Уселся он у стола, да всю ночь и перебирал бумаги какие-то… и по сей час, смотрите-ка, сидит…
В полуотворённую дверь Порфирий Иваныч взглянул чрез зальце в комнату брата и увидел его склонившимся над столом, заваленным бумагами.
— Брат! — наконец, решился произнести Порфирий Иваныч.
Заслыша окрик, больной повернул искажённое неудовольствием лицо и беспокойно спросил:
— Что?.. Что тебе?..
Руками при этом он сделал такое движение, как будто хотел защитить бумаги от какого-то таинственного похитителя. Заметив это движение, Порфирий Иваныч, насколько мог ласково, проговорил:
— Игнатий! Это я… Я — Порфирий Иваныч, брат твой.
— А-а, ты?.. Ну иди, садись… только вот тут, — и Игнатий Иваныч жестом указал через порог на один из стульев, стоявших в зальце.
Гость покорно опустился на указанное место и, понизив голос, начал:
— Я к тебе, как обещал вчера… Тебе бы лучше, Игнатий, не выходить несколько дней, а я там в магазине всё сделаю, что нужно.
— Не выходить? — А разве это можно… Разве ты не знаешь, кто он, этот-то, рыженький-то?.. Вор он, шельма! Он ограбит нас, ограбит!..
— Полно, Игнатий! Он честный человек! Никого он не ограбит, да и нельзя, если бы и захотел, ведь кассой-то ты заведуешь, — старался успокоить брата Порфирий Иваныч.
— А… да… правда… А вот в чём дело! — сбивчиво начал Игнатий Иваныч. — Ты мне дай взаймы-то, хоть тысяч пять… А? Дашь, Порфирий?..
— Дам, конечно, если понадобится…
— Дай, дай!.. Нужно мне… Всего меня обокрали!.. Всего…
Игнатий Иваныч захрипел как-то страшно, словно шею его сдавили чьи-то руки, и приподнялся. Уставившись в какую-то точку стола, шёпотом он продолжал:
— Шесть с половиною тысяч выдал я ему!.. Да-а!.. А там этому ещё, подрядчику-то!.. — Ну, как они?.. — вдруг воскликнул он и ухватился за рукав сюртука Порфирия Иваныча. — Как его, Порфирий…
Больной неистово кричал, хлопая левою рукою по столу, а пальцами правой теребил руку брата. Тот испуганно смотрел в красное от негодования лицо Игнатия Иваныча и опасливо сторонился, чувствуя боль в руке…