Ворон — символика Рэбэнуса, всё его олицетворение в этой птице. И в виде неё была сделана накидка: настоящие перья почти на всю спину, капюшон, похожий на клюв ворона, неровные широкие полы, чтобы при размахе рук получались крылья. Неплохо так постарались швеи, про которых говорил Арни. Но если бы мы были с ним с самого начала заодно, не сомневаюсь, он поручил бы это дело мне.
Ведь у меня вышло бы лучше.
От разглядывания мантии отвлёк резкий скрежет: это Инграм и Арни отодвигали комод, под которым оказалась потайная дверца. Парни открыли её, и поначалу я подумала, что там ничего нет, кроме темноты. Но когда Арни первый ступил в неё, то поняла, что там лестница.
— Веди себя тихо, — Инграм хотел было последовать за другом, но остановился, посмотрев на меня. — Не задавай вопросов, постарайся вообще ничего не говорить и не лезть вперёд, как ты любишь.
— Иначе меня убьют? — я немного замедлилась, когда стала надевать мантию.
Парень хитро усмехнулся, точно знал какую-то тайну, которая могла меня шокировать.
— Хуже.
И начал спускаться вниз.
Я даже не успела оценить, как на мне шикарно сидела накидка, ведь пришлось догонять ребят. Меня немного шатало из стороны в сторону, поэтому идти по лестнице оказалось тяжеловато. Но та довольно быстро кончилась, и я вышла в мрачный коридор, освещённый одним факелом где-то в середине. Холодно, темно, да ещё и пахло сыростью и чем-то зловонным — так себе, конечно, нашли себе место для собраний эти сектанты.
— Не морщь свой носик, птенчик, — Инграм вновь взялся словно из ниоткуда, — это подземная усыпальница.
— Кого?
— Неродной матери Рэбэнуса.
— Так он приёмный? — не знаю, почему именно эта мысль пришла мне в пьяную голову.
— Зря мы тебя взяли, — Инграм с долей враждебности глянул на меня, — не знаешь истории города, в котором живёшь. Да и много чего другого тоже.
— Тогда зачем же взяли? — раздражённо спросила я, пытаясь уловить связь его слов.
— Не хотелось, чтобы ты рассказала всему институту о нашей... деятельности, — парень пренебрежительно поправил мантию на моём плече. — Но если всё же соберёшься рассказать, то теперь и ты замешана во этом деле.
Щёки вмиг вспыхнули от злости. Ах он паршивец! Завёл меня одурманенную куда-то в подземелье, да ещё и шантажировал! А я повелась как дурочка... Жажда вмазать в его довольную рожу росло в геометрической прогрессии, но пока я собиралась с прыгающими мыслями, Инграм уже развернулся и начал уходить. Перья мантии плавно покачивались при его плавной походке, капюшон скрывал белую шевелюру, огонь факела чуть задрожал, когда парень прошёл мимо.
Ш-ш-ш-ш...
Что-то прошипело прямо сзади меня — это мгновенно отрезвило и заставило быстро догонять Инграма. Казалось, тени шевелились по стенам, перетекали с потолка на пол, пока наконец-то вместе с нами не вышли к большому помещению. Пару величественных, но уже полуразрушенных колонн, множество свечей, несколько черепов по углам и ровно тринадцать алтарей — всё жуткое, древнее, но красивое из-за золотистых и чёрных оттенков. В самом центре собрались около пятнадцати человек, словно стояли вокруг чего-то. Из-за широких спин и мантий я ничего не могла разглядеть, но пару промелькнувших лиц показались знакомыми.
Арни вышел вперёд, и его лицо из-за падающих теней и света огня стало страшным.
— Все, кто сейчас тут стоит, все мы пришли к Ворону. Ко Тьме. Как только я к ней пришёл, то смог наконец-то почувствовать себя на своём месте, как будто всё в моей жизни стремилось именно сюда, в темноту. И так у каждого из вас. Мы прошли через ложь, лицемерие, падения... и даже через искусство. Есть в мире талантливые люди, одарённые, те, чьи навыки в чём-либо сразу являются поразительными. У каждого из нас были те, на кого мы хотели равняться, кого боготворили, кому завидовали, даже прекрасно понимая, что это плохо. «Старайся и у тебя всё получится» — так нам говорили, не так ли? — на его вопрос все согласно кивнули. — Мы слепо поверили, вдохновились и стремглав понеслись вперёд, отдавать всего себя. Мы писали, творили, не спали днями и ночами, не опускали руки... Наивные. Самообманчивые. Не замечали критики и того, что никому наше творчество не интересно. А время всё шло... Каждый из нас продолжал творить, думая, что ещё немного — и нас оценят по достоинству, похвалят, полюбят, примут в ряд с талантливыми людьми. Но те отбирали у нас все лавры. Ведь они лучше, красивее, сильнее. И тут зависть перерастает в злость. Мы творили и дальше, правда? Вот только уже во зло всем или просто на автомате. Снова и снова. День за днём. Отдавая всего себя без остатка. Пока не сломались... просто у нас нет таланта. Несправедливо? Обидно? Конечно. Но тогда мы открыли для себя мир по-настоящему. Старания напрасны и никому не нужны. Твоя воля, время, труд — всё, что делает тебя тобой, никому не нужно. Мы лишь второсортный корм, ничтожество, даже близко не стоящее с теми «избранными» талантливыми людьми. Но теперь мы действительно избраны. Ведь после олепления мы пришли ко тьме. К Ворону. Только после того, как потеряли всё, как разрушили себя до основания и как от нас все отреклись. Мы разорвали себя на куски, упали туда, откуда никому не удавалось выбраться, уничтожили всё то, что напичкали в нас эти люди. От нас осталось ничего, что делало бы нас нами. Теперь мы уже никто и ничто — мы вновь выстроим свой храм, оставив только самое главное, только настоящего себя. Больше никакого лицемерия, никакой лжи самому себе, никаких надежд и неоправданных ожиданий, не правда ли? Только мы и тьма. Внутри и снаружи. Больше никаких угрызений совести, подражаний, зависимости от чужого мнения, жажды внимания, потребности в одобрении. Только ты. Только тьма, сделавшая тебя таким. Только Ворон, объединивший всех нас. Мы — и есть он.
Все загудели, заговорив на непонятном мне языке, задвигались, начали что-то делать, точно к чему-то готовились. А я всё никак не могла прийти в себя после речи и оторвать взгляд от Арни. А точнее от того, кто позади него стоял.
Тинг.
Мерещилось? Слишком обдолбалась? Или просто из-за страха?
Улыбнулась.
Бледное лицо, узкие карие глаза, чёрные спутанные волосы... Она казалась живой, вот только вся её полупрозрачная одежда была в крови.
— Иди ко мне...
Шаг. Два. Ещё один.
Ноги сами понесли меня вперёд, пока разум всё твердил о том, что это невозможно. Тинг пропала. Все об этом говорили. Все смирились с её потерей. И я в том числе.
Но вот же она, стояла так близко...
Кто-то что-то возмущённо сказал, когда я растолкала пару человек, послышался голос Инграма, чей-то шёпот, словно мёртвые жаждали поговорить со мной, достучаться до ещё живого сердца...
Вот только им принесли мёртвое.
Ведь тело Тинг лежало прямо перед моим ногами.
_______________
¹ Аоинь — китайское мифическое животное, вооружённое длинными смертоносными когтями и, как говорят, очень любит поедать человеческие мозги.
V: Ни сон, ни явь
Иногда жизнь становится очень знакомой. Иногда в глазах у жизни появляется до боли знакомый блеск. Вся жизнь — это вендетта, заговор, мандраж, оскорбленная гордость, вера в себя, вера в справедливость ее приливов и разливов.Мартин Эмис
— Уродина!
— Страшная, страшная!
Пинок, белая краска, крошки хлеба — всё прилетало в меня уже в который раз. Из детей почти все были китайцами, изредка среди них встречался ещё бледнее цвет кожи другой национальности. Но и такие потешались надо мной, как над разорванной куклой, изляпанной в грязной луже. Воспитательница Лин, увидев новые издевательства, быстро разогнала детей от меня. Она наклонилась ко мне, семилетней девочке, и вытерла рукавом старого свитера слёзы.
— Опять обижают?
— Д-да, — заикаясь, пыталась успокоиться я. — П-почему все считают меня некрасивой?