За Ивашкой нет греха. И никогда не будет.
Грех есть там где есть разум.
Нет греха за юродивым - а потому не будет его и за Нибелунгом.
Ивашка заплатил за двоих сполна.
--Не отставай,-- вот уже они идут дворами в густой и влажной тени.
В чьём-то доме натужно и фальшиво пиликала скрипка. Ивашка левым глазом увидел полную девочку, которая верила в то, что она - уродлива. Ивашка хотел дотянуться до неё, сказать, что всё у неё будет замечательно, что жизнь её станет однажды одним нескончаемым праздником, но звуки смолкли, и эта несказанная ложь осела на Ивашкиных губах и напоследок он успел лишь бросить взгляд вперёд, туда, где в заскорузлой кирзовой грязи лежала сломанная кукла, так похожая на повзрослевшую девочку со скрипкой.
Ивашка проглотил пару солёных слёз, и совсем было расстроился, но озорной воробей, забавно переваливаясь с боку на бок, пересёк ему дорогу и это было до того потешно, что юродивый брызнул слюной и клокочущим смехом и думать забыл о сломанной окровавленной кукле.
--Жди здесь,-- Нибелунг указал на скамейку и скрылся за дверью подъезда.
Скамейка была старой, исчёрканной и опаленной. Ивашка присел и только оглянулся назад, чтобы вновь отыскать весёлого воробья, как буквы под его ладонями ожили и расцвели молодыми жизнями. Жизни тянулись из окрестных домов разноцветными нитями - шерстяными, капроновыми, суровыми - обматывались вокруг скамьи и уносились вдаль. Одна из них, неверная фиолетовая ниточка, была ещё совсем новой, но Ивашка ощутил на другом конце её леденящую осеннюю пустоту, сквозь которую промозглый ветер с моросью нёс опаленную коричневую листву.
Нить провисла вдруг, и совсем близко - да что там! - прямо здесь, перед Ивашкой, прошла молоденькая девушка, сквозь которую в этот ласковый летний день рвались осенние листья-лезвия.
--Что ж ты так!?-- вскричал юродивый, разом опрокидывая весь мир,-- Ты ж себя-то... себя...
--Псих,-- девушка шарахнулась, хлопнула полами пиджака,-- Сумасшедший...
--Что ж себя так... -- подтирая слюни замызганным рукавом Ивашка обречённо опустился на скамейку.
Но ниточек он больше не видел. Он видел Нибелунга в пустой квартире, где остатки обоев рваными штрихами покрывали серые стены, где даже проводка была вырвана из-под штукатурки. Нибелунг стоял перед холодным грязным стеклом за которым была зелёная вода - много воды за толстым замызганным стеклом. И ещё что-то.
Ворошится. Большое и почти живое. Рывком - чуть не вырывая из тяжёлой сварной рамы прозрачную преграду - к самому лицу Нибелунга.
Клокочет вода в развёрстой глотке.
--Жив...
--Ты не сказал, что он крещён,-- Нибелунг неколебим,-- Мне нужны ещё деньги.
--Если помогут - бери. Уже лежат... У тебя за подкладкой...
--Теперь справлюсь.
--Справься,-- уходит в изумрудную глубь. Огромный. Страшный.
Ивашка смотрит на Нибелунга, на стеклянную стену, перегородившую комнату пополам. Там, за стеклом, зелень переливается от чёрно-гнилостного угрюмого цвета до прозрачной бирюзы.
--Пошли... -- Ивашка и не заметил, что Нибелунг спустился и стоит уже над ним.
И снова: птицы, смоляные, липкие, как будто стало их больше за последние минуты. Небо, посеченное этими птицами и проводами, но, всё равно, светлое и высокое.
Знакомая дорога. Ивашке стало страшно. Он вспомнил пустынь, старого бесноватого настоятеля. Жёлтый свет слабой подслеповатой лампочки. Воздух тяжёл и смраден от горящих свечей. Одну из них Ивашка держит в руках - горячий воск застывает на пальцах.
--Раба Божьего Остапенко, крещеного Владимира,-- рычит сквозь почерневшие зубы настоятель,-- одна тысяча девятьсот шестьдесят четвёртого года рождения - проклинаю.
--Раба Божьего...-- вторит юродивый слово в слово,--... проклинаю.
И ломает свечу. Пламя, изойдя густой копотью, гаснет.
--Раба Божьего Ненаших, крещёного Николая...
--... проклинаю.
--Раба Божьего...
...проклинаю...
...проклинаю...
...проклинаю...
Нет греха за юродивым. Никто не заплатит за сломанные свечи.
Лишь один раз не смог Ивашка переломить тонкую восковую палочку. Как ни тужился - свечка словно железом налилась, потяжелела. Не держат руки.
Кричал настоятель, грозился на хлеб и воду посадить, но всё же увидел, что хоть изошёлся Ивашка потом - а свеча даже не согнулась. Освирепел, вырвал из рук и сам сломал.
Хлопнуло чёрным, хлёстким. Пробежала тень по стенам. Ивашка свалился под скамью, свернулся клубочком, заскулил.