Выбрать главу

- Мне так... - голос мальчишки завис, послышалось лишь глубокое дыхание. - Плохо. Здесь так жарко.

- Я понимаю, малыш, понимаю, - отозвался я. - Просто дыши глубоко и представь, что ты, скажем, на пляже. Помнишь, как мы прошлым летом ездили на Средиземное море?

- Я не могу представить. Меня всё давит. Я хочу выбраться из костюма, - захныкал Нильс.

- Нет-нет-нет! У тебя всё хорошо! - спешно заявил я. - Закрой глаза и слушай мой голос.

Не знаю, закрыл ли Нильс глаза, я слышал только сбивчивое дыхание.

Кислорода осталось сорок пять процентов.

- Постарайся успокоиться и дышать глубоко. Медленно и глубоко.

- Мы не должны попросту расходовать воздух, - пискнул Нильс.

- Верно. Поэтому ты должен дышать глубоко и медленно. И ничего не говори, - шептал я. Когда стараешься кого-то успокоить, забываешь о себе. Безысходность отступает, стоит напугать её любой маленькой человеческой проблемкой. Безысходность - это такая крыса, которая больше всего не любит общество других людей.

Я не знаю, как долго, поддавшись инерции, мы с Нильсом плыли, но первым нарушил молчание сын.

- Пап, как думаешь, кто это был?

Я не знаю, кто это был. Не знаю, зачем они убили шесть миллиардов землян, среди которых была самая дорогая мне Римма. Но сын не умрёт в страхе и одиночестве. Я печально улыбнулся.

- Думаю, это были какие-нибудь зелёные человечки со звезды Альфа Центавра, - постарался бодро ответить я.

- С Альфа Центавра? - удивлённо воскликнул Нильс. - А что им понадобилось от нашей планеты?

Вот и я б хотел знать, - подумал я, но вслух сказал:

- Чёрт их знает. Видимо, мы были умнее их.

- Вряд ли, - ответил Нильс. - Если б мы были умнее, это мы б прилетели к ним и взорвали бы их планету.

- Наверное, - согласился я. - Значит, мы чувствительнее них. А они не любят тех, кто умеет чувствовать.

- Как в кино? - спросил Нильс.

- Да, всё как в кино.

- Это что, получается, мама тоже умерла.

Я помолчал. События прошедшего часа развивались так быстро, что у меня не оставалось времени подумать о Римме. А Нильс уже и так всё понял.

- Да. Мама, вероятно, уже мертва.

Внезапно захотелось прекратить страдания. Остановиться. Поставить точку. Стянуть шлем с Нильса, а потом с себя. Мы - два последних выживших землянина, но нас не выставят в зоопарке как диковинных животных. О нас вообще никто не вспомнит.

- Пап, - голос сына прервал мысли. - По-моему, это корабль.

 

5

 

Один из обломков, которые я принимал за космический мусор, стал ближе. Из темноты выплыли чёткие очертания горчичного корабля пришельцев. Один из роя.

Он летит, чтобы добить нас, - подумал я.

Корабль двигался не по прямой, а по спирали, вертясь на одном месте. Лобовые отражатели, блестящие в свете солнца, острый нос, блестящий зелёный покров, словно хитин. Что за цивилизация построила эту технику?

Катер развернулся к нам задом, открывая огромную дыру в том месте, где у наших разведчиков располагались турбины.

- Он летит не за нами и не убить нас, - сказал я скорее себе, чем мальчику. - Он просто по инерции движется вглубь космоса. Он подбит.

- Его очень удачно подбили, пап, скажу тебе, - шепнул Нильс, будто опасался, что кто-то на корабле услышит его голос. Хотя, может, он и прав. Ребята с подобной техникой могли перехватить наши разговоры на любых волнах.

Потом мы с сыном долго молчали, и я уже вновь начал погружаться в пучину предстоящей смерти, обхватив Нильса и прижав к себе как можно крепче. Как бы мне хотелось сделать это без комбинезонов: в последнее мгновение перед концом, в бесплодных краях холода, вакуума и тьмы, прижимать к себе тёплое тело родного тебе человека.

- Пап, он идёт прямо на нас, - снова вырвал меня в реальность голос Нильса.

Закрученный в медленную юлу инопланетный боевой катер становился больше и больше. Минут через пятнадцать мы с ним столкнёмся.

- Ну и что, - отозвался я. - Говорю же, он подбит. Никто не летит нас спасать или убивать.

- Я знаю, - отозвался Нильс. - Но неужели ты не хочешь забраться внутрь и посмотреть на инопланетянина. Он наверняка же там. Мёртвый.

Теперь замутило меня. Желудок будто обожгло йодом, и на лбу выступила испарина.

- А что нам это даст? - спрашиваю.

- Как что? Мы хотя бы увидим, как они выглядели. Перед... смертью.

Последнее слово резануло по сердцу словно рваный нож. Нильс уже принял факт смерти и приготовился. Мне вдруг стало необходимо понять, что он чувствует. Ибо моя жажда жить, моя смелость таяли с каждой секундой, испаряясь в водовороте врождённой безнадёжности. И я едва сдерживался, чтобы не начать панику. Может получиться, сын встретит смерть мужественнее меня.

- Ну если ты хочешь попасть внутрь, давай попробуем, - вздыхаю. - От физических нагрузок кислород будет расходоваться быстрее.