Много позже Луиза прочитает строчки из письма Энгельса Марксу:
«Истинное счастье, что, вопреки Г. Флурансу, на похоронах Нуара не началась заварушка. Бешенство «Pays»[11] свидетельствует о жестоком разочаровании бонапартистов. Ведь лучшего и желать нечего, как захватить все революционные парижские массы вне Парижа, именно вне крепостных стен, имеющих лишь два-три прохода, и открытом поле на месте преступления».
Толпа, хоронившая Виктора Нуара, рассеялась. Вернувшись домой, Луиза с трудом удерживала слезы бессилия и разочарования. Она считала, что благоприятный момент для свержения Баденге безвозвратно упущен!
Марианна, как могла и умела, утешала дочь:
— Ну что сделаешь, Луизетта?! У них сила.
— Ах, мама, мама! Неужели тебе не осточертело всю жизнь чувствовать над собой эту злую, неправую силу?!
— А что делать, Луизетта?
— Бороться!
Закрывшись в своей комнате, она поцеловала лезвие кинжала и поклялась жизнью, — если окажется возможно, она пронзит этим лезвием жирную, оплывшую тушу последнего Бонапарта…
— Все познается в сравнении, — с горечью повторяла Луиза, сидя в опустевшей комнате Пулен. — Никогда не думала, что так больно будет расставаться с Нинель, хотя и понимала, что тягостный час вот-вот настанет.
Да, Нинель Пулен не суждено больше вернуться в эту комнату. Как много умирает во Франции девушек и женщин, не доживших даже до тридцати, так и не получивших от судьбы своей дольки счастья!
При мысли о смерти встало перед глазами, мертвое лицо Виктора Нуара, алебастрово-белое, с потемневшими веками, неподвижная рука с красной гвоздикой. Только после смерти Виктора Луиза узнала, что подлинная фамилия Нуаров — Сальмон, а его настоящее имя — Иван. Да, да, не французское Жан, а русское Иван! Что связывало убитого с далекой и загадочной Россией?
Взяла со стола раскрытую книгу — роман Андре Лео «Скандальный брак» с дарственной надписью ей, Луизе. Бедная Нинель любила эту книгу, осуждающую бесправие женщины, воюющую против предрассудков и мракобесия.
И вдруг Луизу как бы опахнуло холодом: она только что подумала о Пулен, словно о мертвой — «любила»! Но ведь она жива, еще жива! Нужно почаще навещать ее в больнице, чтобы ей не было так одиноко, чтобы чувствовала, что есть люди, которым она дорога!
Взяла со стола второй роман Андре Лео — «Развод», такой же горький и гневный, над страницами которого поплакала и еще поплачет не одна обиженная, оскорбленная женщина… Кстати, Андре тоже подписывает свои произведения не подлинным именем Леони Вера, а вымышленным. Правда, здесь есть логика: ее сыновей зовут Лео и Андре, отсюда и псевдоним. Но откуда: Иван-Виктор?
Под окном вспыхнул синеватый свет, — прошел с лестницей на плече фонарщик, зажигая уличные огни.
Луиза спохватилась: сегодня в столовой у Сен-Дена она должна встретиться с Аней Жаклар и Андре Лео. Непростительно опоздать!
Поправила одеяло на постели Нинель, прикрыла жалюзи. В своей комнатке оделась потеплее: за окнами сорился редкий медленный снег.
Из кухни выглянула Марианна.
— И сегодня уходишь, Луизетта?
— Да, мама.
— Господи, как мне тоскливо одной! Теперь, без Никель, я и вовсе умру с тоски. В доме только кошки и Финеттка, добрые, но бессловесные твари… А ты…
— Перестань, пожалуйста, мама! Сама знаешь, у меня дела.
Поцеловала мать в щеку, приласкала Финеттку, сбежала, стуча каблуками, по лестнице.
Таял под ботинками влажный снег, фонари в ореоле падающих снежинок походили на огромные пушистые одуванчики.
Как ни торопилась, все же опоздала: в «Котле» у Сен-Дени уже ждали. Андре Лео писала, склонившись над столиком, а Аня Жаклар разговаривала с Натали Лемель. У Жаклар — встревоженное лицо, горькая складочка перечеркнула лоб.
Потирая озябшие руки, Луиза присела к столу. Натали и Аня поздоровались, а Лео, не переставая писать, лишь улыбнулась, как всегда, мягко и добро.
— Прости, Луиза. Сейчас кончу…
Вполголоса, чтобы не мешать Лео, Луиза спросила Аню, что случилось, на ней же лица нет! И Аня шепотом рассказала, что ночью в их квартирку в Пюто ворвались жандармы и все перевернули вверх дном, искали оружие и бомбы — доказательства причастности к заговору.
— Но, к счастью, Луиза, мы с Шарлем поджидали их — квартира абсолютно чиста. Убрались они не солоно хлебавши, им не удалось ничего ни найти, ни подбросить. Но ведь это, вероятно, только начало.
В глазах Ани не гас огонек тревоги, Луиза прекрасно понимала ее!
Зал «Котла» наполнялся. Прямо с работы, в засаленных блузах и пальто вваливались в столовую те, кому не терпелось услышать новости. У оцинкованной стойки тесно толпились мужчины, дымя трубками и дешевыми сигарами. Газовые рожки бессильно светились сквозь дым.