Ферре даже не заметил, что обратился к Луизе на «ты», а она вспыхнула, словно получила неожиданный подарок.
— Пойдем все же, посмотрим! — Теофиль стал проталкиваться сквозь толпу.
Все кричали, шумели, размахивали шапками и шляпами. Краснорожий детина звал штурмовать Тюильри!
— Провокатор! — буркнул Ферре. — Посмотрите, Луиза, до чего подозрительно чистая блуза. Наверняка напялена поверх полицейского мундира. Такие же типы окружили редакцию «Марсельезы», там арестованы все сотрудники, включая швейцара. Остались только Паскаль Груссе и Габенек… Эх, если бы сюда Бланки!
— Ну так где же он? — возмутилась Луиза. — Ведь был же он на похоронах Нуара! Если…
— Тише вы! — в сердцах оборвал Ферре. — Пока не настал час решительной схватки…
— А он не настал?!
— А разве не видите! Безоружные толпы, разброд. Ничто не подготовлено! Ничего не будет, кроме крови, крови, крови!
Последние слова Теофиль почти выкрикнул, и Луиза поняла, как горько ему собственное бессилие.
Они спустились на бульвар Ла-Виллет, оттуда свернули на улицу Кустарника святого Людовика, вышли к предместью Тампль. Повсюду, словцо ожидая приказа, толпились люди. На улице Тампль человек двадцать, опрокинув омнибус, возводили баррикаду, но сотни безучастно топтались на тротуарах. На улице Шопинетт тревожно звучала барабанная дробь и мелькали силуэты солдат и мобилей.
Луиза готова была кричать и плакать, ей хотелось вскарабкаться повыше и заорать на толпу: «Трусы! Чего ждете?! Вспомните, как ваши деды штурмовали Бастилию, как разворотили и разбросали ев окровавленные камни!»
Черев площадь Республики, по Большим бульварам они вышли к воротам Сен-Мартен. Везде было полно людей и полиции, но до вооруженных схваток не доходило. Увидев свободную карету, Теофиль остановил ее и, усадив Луизу и Мари, скомандовал извозчику:
— На левый берег! — повернувшись к спутницам, пояснил: — Поедем в «Чердак», на Монпарнас, поужинаем. Я с утра ничего не ел… — Привстав, обвел взглядом улицу. — Нет, еще не прозвонил погребальный колокол Бонапарта!
В «Чердаке», как и обычно по ночам, было шумно и людно. Вместо вывески у входа прибито к стене колесо сельской фуры, обстановка стилизована под харчевню.
На второй этаж вела крутая некрашеная лестница, будто на деревенский сеновал; там, посреди низенького зала, между столиками стояли две старинные кареты с вздернутыми вверх оглоблями, в каждой карете — столик на четыре персоны.
Луиза никогда не бывала в «Чердаке» и с любопытством оглядывалась. По стенам висели сбруя и хомуты, деревянные грабли и косы, невидимая сетка поддерживала под потолком клоки соломы и сена. Прямо против кареты, которая, на их счастье, только что освободилась, висел «портрет» упитанной буренки с мудрыми, меланхолическими глазами. На низеньких бочках посреди «Чердака» восседали музыканты в цветных жилетах и шляпах с перышками.
Одетая по-крестьянски, щедро нарумяненная служанка принесла деревянные кружки с брагой и жареное мясо с картофелем, салат. Друзья принялись за ужин, еда оказалась вкусной, а брага хмельной, и вскоре они немного оправились от тягостного чувства — не то потери, не то поражения.
— Не унывайте, девочки, — сказал, повеселев, Ферре. — Час близок!
Как и повсюду, в «Чердаке» у Ферре нашлось немало приятелей, подходили пожать руку, переброситься словом. Да, все сотрудники «Марсельезы» арестованы, отправлены в Сент-Пелажи и Мазас, завтра газета не выйдет.
Луиза слушала рассеянно, сердито думала, что слишком все благоразумны и осторожны. Для победы восстания нужны безрассудство и дерзость. И в то же время она не могла не согласиться с Тео и Делеклюзом; напрасно пролитая дорогая кровь лишь укрепит силы монархии.
Они кончали ужин, когда Луиза увидела Клемана Карагеля, сотрудника «Шаривари» и «Националь». Еще поднимаясь по лестнице, он высматривал кого-то в полутьме «Чердака». Но вот увидел Ферре и, петляя между столиками, направился к карете. И с ходу, не здороваясь, крикнул:
— Час назад на улице схвачены Риго и Дакоста! Запихнули в тюремный фургон и увезли!
Луиза глянула в лицо Мари, оно побелело, как лист бумаги. А Теофиль сидел молча, барабаня худыми пальцами по столу, лишь подвинулся на сиденье кареты, чтобы дать место Карагелю. Тот сел и жадно отпил несколько глотков из кружки Ферре.
— Следовало ожидать, — устало произнес Теофиль. — Боюсь, Клеман, это только начало.
Тяжелое предчувствие сдавило сердце Луизы, ее охватила тревога за Теофиля, — он так тяжело перенес прошлогоднюю тюрьму, выглядел таким больным!