В глазах Тимоти мелькнуло узнавание, как будто призрак, обитавший в его теле с семнадцатого века, наконец очнулся ото сна.
— Это Брюс, — сказал он, и я не смогла сдержать смешок. Такое странное имя для маленького плюшевого медведя!
— Он лучше всех? — спросила я.
Тимоти не торопясь осмотрел свой полк и наконец произнес:
— Сегодня Брюс лучше всех.
Он передал мне игрушку, и я ее обняла. Панда очень приятно пахла чистотой.
Пока я обнимала Брюса, Тимоти собрал всех остальных животных и убрал в сундук. Мальчик казался довольным. У меня было такое ощущение, будто я только что прошла проверку. Тимоти положил руку мне на голову, и я едва сдержалась, чтобы не отмахнуться от него.
— Ты хорошая, — сказал он и слегка улыбнулся.
И тут на пороге появилась Мэдисон.
— Ой, вы играете?
— Вроде того, — ответила я.
— Ты выбрала Брюса?
— Да. Он лучше всех.
— Сегодня лучше всех, — пояснил Тимоти.
— Папочка дома! — вдруг сказала Мэдисон, и Тимоти как будто весь завибрировал. Что это? Счастье? Восторг? Страх?
— Папочка! — воскликнул парнишка и выбежал из комнаты.
— Джаспер дома, — сказала мне Мэдисон.
— Н-да, — промычала я. — Ну ладно.
Я шла рядом с Мэдисон, близко-близко, ближе не бывает. Мы обнаружили Тимоти одновременно — зависшим в воздухе над головой сенатора Робертса. Лицо мальчугана искрилось счастьем, что позволило мне немного расслабиться, а это было абсолютно необходимо, чтобы пережить такой момент.
— Папочка приехал! — кричал Тимоти, и я видела, как он весь сияет от гордости.
— Я приехал, — сказал Джаспер, он не улыбался, но и не хмурился.
Сенатор Робертс был высоким ровно настолько, чтобы выглядеть важно. Его волосы были не седыми, а серебряными, как будто он император какой-то далекой ледяной планеты. А его глаза были просто восхитительно-голубыми. Он оказался красавцем. На нем был бежевый костюм, идеально ему подходящий, и светло-голубой галстук с серебряным зажимом в виде ослика, символа демократической партии. Сенатор выглядел немного устало, как будто быть таким важным человеком сродни подвигу Геракла. Если бы хоть один аспект его внешности оказался хоть на самую малость не таким, как надо, он смотрелся бы зловеще. Но все было идеально. Я бы не вышла за него, даже несмотря на деньги, но понимала, почему это сделала Мэдисон.
— Милый, — сказала моя подруга, когда Тимоти вдоволь насладился вниманием отца, — это Лилиан.
Не выпуская сына, который уткнулся носом ему в грудь, сенатор поприветствовал меня:
— Здравствуйте, Лилиан.
— Сенатор Робертс, — ответила я.
— О, прошу, просто Джаспер, — запротестовал он, но было видно, что формальность пришлась ему по душе.
— Приятно познакомиться, Джаспер.
— Вы в этом доме почти легенда, — сообщил он. Его голос звучал размеренно, завораживающе, южного акцента ровно столько, сколько нужно. Не мультяшный герой и не ведущий новостей в Атланте. Лирический, медовый голос, и на сто процентов органичный. Очень приятный. — Мэдисон в вас души не чает, — продолжил он.
— Ох, понятно, — стушевалась я.
Что Мэдисон могла ему рассказать? Он знал, что я помогла ей не вылететь из шикарной школы-интерната? Что было бы лучше: если бы она сказала или если бы нет?
— Мы так рады, что вы здесь, — сказал сенатор.
Он не моргал. Не знаю, а вдруг умение не моргать обязательно для политика, вдруг моргание — признак слабости? Подумав об этом, я заморгала так часто, что чуть не полились слезы.
— Я рада, что приехала, — выпалила я наконец, будто после долгих мучений вспомнила следующую реплику в пьесе.
— Поужинаем? — Джаспер произнес это как заклинание, не обращаясь ни к кому конкретно. Я знала, что, когда мы войдем в столовую, там обнаружится еда, которая появилась только после того, как хозяин сказал это слово.
— Да, — ответила Мэдисон. — Ты голоден?
— Да, — ответил ее муж все еще без улыбки.
Может, он думал о своих огненных детях. Может, он думал обо мне, об этой странной женщине, которая вдруг оказалась в его доме. А может, он просто думал о действиях, которые ему нужно предпринять, чтобы стать президентом. Суть в том, что я не знала, о чем он думал, и от этого начала нервничать.
— А ты хочешь есть, Лилиан? — спросила меня Мэдисон.
Что бы случилось, если бы я вдруг сказала «нет»? Иногда я ужинала в час-два ночи. Было шесть вечера. Если бы я сказала «нет», все разошлись бы по своим комнатам ждать, пока я не буду готова? Выяснять мне не хотелось. Я, если честно, ужасно проголодалась.
— Да, я бы тоже поела, — сказала я наконец, и мы прошествовали в столовую.