— Не хочешь, чтобы они всё ему испортили?
— Я не хочу, чтобы они всё испортили.
— Хорошо, хорошо.
— Спокойной ночи, — сказал мне Карл. — Спокойной ночи, дети, — повернулся он к близнецам.
Те промолчали.
Карл ушел, а я вернулась к ним.
— Папа умирает? — спросила Бесси.
— Что? — опешила я. — Нет. Вовсе нет.
— Ну ладно, — протянула Бесси, но с подозрением. Или с надеждой? Я не поняла.
— Он обещал, что обнимет нас после ужина, — сказал Роланд.
— Не хочу, чтобы он меня обнимал, — призналась Бесси.
— Вы сейчас шикарно выглядите, — я сменила тему. — Я сейчас вас щелкну.
Я нашла фотоаппарат, которым Мэдисон попросила меня задокументировать жизнь детей, как будто ей нужно было, если что, быстро соорудить альбом с фотками счастливых деток, чтобы показывать гостям. Близнецы устало обрушились на диван.
— Улыбаться необязательно, — сказала я. — Сидите как сидели.
Роланд положил голову Бесси на плечо. Руки у них блестели уже не так сильно, как в начале вечера. Я сделала фото, потом еще одно.
— Ты тоже должна быть на снимке, — сказал Роланд.
— Нельзя, — ответила я. — Я снимаю только вас двоих.
— Может, пойдем спать? — спросила Бесси. — Почитаешь нам?
— А то, — сказала я. — А то.
Девять
Следующие три недели казалось, будто мир вертится чуть быстрее, чем обычно, вокруг нас развернулась бурная деятельность, о которой нам никто ничего не говорил. Но наша с Бесси и Роландом жизнь особо не поменялась. Конечно, мы видели в газете на первой полосе, что Джаспера выдвинули, и прочитали, что это разумное решение со стороны президента. Создавалось ощущение, что все обожали сенатора, но, возможно, потому, что он мне не нравился, мне казалось, что обожали его за то, что он безобидный, презентабельный и выглядит так, будто знает, что делает. Ну, молодец, что сказать. Правда, складывалось такое впечатление, что если ты богатый и мужик, то хоть немного соблюдай приличия, и можешь поступать, как хочешь. Я вспомнила о Джейн, брошенной, мертвой, и удивилась, почему ни одна проверка не обратила на это внимания. Я подумала о Бесси и Роланде на газоне, в огне. Как это могло не иметь значения? Впрочем, может, это действительно не имело значения. Джаспер был хорошим сенатором; он делал богачей и бедняков одинаково счастливыми, что, на мой взгляд, просто какой-то фокус.
Мэдисон и Тимоти полетели с Джаспером в округ Колумбия, чисто чтобы показаться на люди. Карл остался в поместье, но, конечно, был занят другими вещами, и едва ли его волновало, чем я занимаюсь с детьми. Мы играли в баскетбол, плавали в бассейне, читали, занимались йогой. Честно говоря, все было так тихо и мирно, будто наступил конец света, а мы его прохлопали. На этих детей было направлено столько энергии, а теперь, когда все, похоже, получили то, что хотели, мы с ними стали невидимками. Они уже давно не загорались; по крайней мере, мне казалось, что времени прошло очень много. А когда ты такой странный и твое окружение вдруг становится спокойным, начинаешь думать, что, возможно, ты не такой уж и отморозок. Думаешь: почему раньше-то было так сложно?
Однажды утром мы измеряли содержание крахмала в картофеле, и Бесси спросила:
— А в особняке кто-нибудь есть?
— Нет, — сказала я. — Ну, в смысле, персонал, конечно, там.
— А можно туда пойти?
Я подумала, почему нет? Кого это волнует? Или не так. Кто, черт возьми, нас остановит?
Просто на всякий случай дети натянули огнестойкое белье из номекса, которое наконец-то у нас появилось. Это был такой потрепанный белый материал, в котором они выглядели как персонажи научно-фантастического фильма. Детям нравилось, вот только они сильно в нем потели. Я не была уверена, что не всплывут давно забытые воспоминания о жизни в особняке и не заставят их вспыхнуть.
Итак, мы подошли к особняку, и, конечно, двери были заперты. Мы начали ломиться через черный ход, пока Мэри, страшно взбешенная, что ее потревожили, не открыла дверь.
— Что вам надо? — спросила она.
— Мы хотим посмотреть, — сказал Роланд.
— Хорошо. — Мэри махнула, чтобы мы заходили, словно впустила в дом чуму, словно ей было все равно, будет она жить или умрет.
— Спасибо, мисс Мэри, — поблагодарили ее дети, и она ответила:
— Приходите потом на кухню. У меня там хлебный пудинг. С соусом из виски.
— Ура! — закричали дети.
Но, оказавшись внутри, они притихли уважительно, как будто зашли в старинный европейский собор, как будто тут долгие годы хоронили каких-то царей и попов.
— Вы что-нибудь помните? — спросила я детей, но они покачали головами. Я продолжила: — Спорим, ваши комнаты были наверху. — И мы поднялись на второй этаж.